– Что вы, Симон Абрамович! – возразил Чигорин, – да кто ж меня, неизвестного шахматиста, пригласит в турнир?
– Об этом позабочусь я, – твердо сказал Винавер, – напишу европейским друзьям. Верьте Симону Винаверу, его слово – надежный вексель, и без процентов, хе-хе!
Забегая вперед, отметим, что Винавер сдержал обещание. По его рекомендации Чигорин был приглашен в Парижский международный турнир 1878 года (в котором, правда, не смог участвовать) и в следующий, где получил «боевое крещение» как международный маэстро. Винавер показал редкий пример великодушного, лишенного зависти покровительства сильному сопернику.
Одиноко сидя в комнате «шахматного общества», Чигорин вспомнил пророчество Винавера и вздохнул. Эх, если бы его начальство или даже сам господин министр услышал такой лестный отзыв об их подчиненных! Вот бы удивились! А скорее всего, не обратили бы никакого внимания! «Подумаешь, – шахматы! Настольная игра, вздор!»
Каково было отношение русского общества в те времена к шахматам, видно из того, что в 1880 году в Петербурге вышло в свет «Практическое руководство, чтобы правильно, верно, со всеми тонкостями играть без проигрыша в шахматы, шашки, бильярд, кегли, лото, трик-трак, домино, лапту, крокет и бирюльки»!
Сам Чигорин ощущал себя художником большого, но еще только зарождающегося искусства, получавшего все большее распространение в Европе и Америке. Чигорин казался себе властелином неведомого, фантастического мира, где в обличии королей, ферзей, ладей, слонов, коней, пешек шла напряженная борьба абстрактных идей, в которой один мощный ум побеждал другой.
Вот он сидит у края деревянной доски, разграфленной на 64 белых и черных квадрата. Перед ним – другой шахматист, но он не смотрит на него, не помнит даже, каков тот из себя, старый или молодой, высокий или низкий, породистый денди или разночинец, богач или бедняк, покрыто ли его лицо глубокими морщинами или время еще не оставило на нем следов, играет ли на лице небрежная полуулыбка или оно искажено гримасой недовольства. Но уже с первых ходов, спустя полчаса или час после начала борьбы, перед ним начинает вырисовываться настоящий облик партнера, вовсе не похожий на внешний: то смелый и энергичный, то бесхитростно прямолинейный, то лукаво притворяющийся наивным простаком, то поражающий знанием всех тонкостей шахматной премудрости, то удивляющий неожиданной глубиной замысла. Это лицо он запомнит лучше, чем школьные однокашники, просидевшие десять лет на одной парте, помнят друг друга. Он легко опознает партнера в очередной встрече за доской по манере разыгрывать дебют, вести атаку, по стремлению перейти в активную или глухую защиту.
Но для начальства Чигорин был только скромным исполнительным чиновником, выделявшимся не идущей к его положению честностью да хорошим почерком. Для сослуживцев Чигорин был «какой-то такой, чудаковатый, непрактичный, хотя в общем неплохой парень. Чистоплюй, правда: суют деньги просители, прямо сами навязывают „благодарность“, а он не берет. Вообще не от мира сего, хотя, когда надо помочь товарищу, – всегда первый. Вспыльчив немного: порой вскипит, как молоко на плите, но скоро отходит».
Для молодой жены, мещанскому кругозору которой был недоступен столь сложный характер, Чигорин – «милый Миша, красивый, умный, только без царя в голове, не желающий брать того, что само плывет в руки, и убивающий полезное время за бессмысленной игрой». «Я понимаю, – убеждала она мужа после медового месяца, – почему не поиграть после службы для отдыха в домино, в шашки, в дурачки, в шахматы, наконец, с хорошим знакомым, дома, за самоваром, возле жены, по зачем так увлекаться, что даже делом манкировать? И о деньгах не думаешь: есть ли, нет ли, тебе наплевать! Вот разве, когда будет ребенок, образумишься волей-неволей. Сама жизнь заставит! Подожду».
Чигорин снова вздохнул и покачал головой. Как различны его планы и чаяния жены! Что ж, со своей точки зрения она права. Как же быть? На что решиться? Он поело восторженного отзыва Винавера мечтает выступить на международной арене, получить признание, как маэстро. Сейчас 1876 год. Ему всего двадцать шесть. Он уже известен всем русским шахматистам. С каждым месяцем, с каждой неделей играет сильнее и уверенней. Первоочередная задача – победить самого Шифферса (Шумов уже стареет, он слабее) и прочно утвердить свое первенство в Петербурге, а затем в России, а потом… Зреют новые замыслы. Только вот проклятая чиновничья лямка, убивающая энергию, жизнерадостность, уносящая лучшие годы. За жалованье в тридцать рублей!