Мураўёў. О мёртвом и речи быть не может! Только живого!
Лосеў. Слушаюсь и исполню. Я о нём теперь знаю почти всё! Он у меня фактически в мешке, осталось — завязать.
Мураўёў (іранічна). В чём же дело?
Лосеў. Ваше высокопревосходительство, не сочтите за нескромность, но если я прослыл талантливым сыщиком, то Яська этот может считаться непревзойдённым конспиратором.
Мураўёў. В таком случае мне ничего не остаётся, как заменить хвастливого сыщика на непревзойдённого.
Лосеў (даволі нахабна). Поздно, многоуважаемый Михаил Николаевич. Меня поздно менять… и без надобности.
Мураўёў (абурана). Что значит поздно да ещё без надобности?! Вы что себе позволяете, полковник?!
Лосеў. Простите, но Яська почти в моих руках. Через день-другой будет в ваших. Клянусь Богом! И, между прочим, погонами. Я уже знаю все его клички и псевдонимы. Более того, я знаю, где он скрывается в эту минуту. (Глядзіць у акно.)
Мураўёў. Что же вы в таком случае две недели торчали в Могилёве?!
Лосеў. Я там, ваше высокопревосходительство, из тамошнего юного повстанческого комиссара Парфиановича тянул сведения не только о гнезде, в котором притаился главный мятежник, но и о явочной квартире-резиденции подпольного правительства Северо-Западной части России.
Мураўёў. Их правительство в Могилёве?..
Лосеў. Никак нет, ваше высокопревосходительство.
Мураўёў (нецярпліва). Что вы заладили… ваше высокопревосходительство! Ваше высокопревосходительство! Я и без вас знаю своё превосходительство!..
Лосеў. Их правительство в Вильно, и сам он здесь… в двух сотнях шагов от дворца генерал-губернатора. От нас обоих…
Мураўёў (здзіўлена і нават перапалохана). Вы шутите, полковник?!
Лосеў. Боже меня упаси от шуток, ваше высокопревосходительство. Подойдите, пожалуйста, вот к этому окну…
Мураўёў крыху збянтэжана падыходзіць да акна, на якое паказвае Лосеў.
Видите костёл святого Яна?
Мураўёў. Полковник, не задавайте глупых вопросов генералу… умному.
Лосеў. Так вот, весь квартал, примыкающий к костёлу, — это так называемые «муры», бывшие общежития бывшего университета. В одной из квартир этих «муров», «мурей» и проживает «диктатор Литвы» под, будем надеяться, последним своим псевдонимом. Не исключаю, что как раз в этот момент через своё окно он смотрит на ваши окна.
Мураўёў (адступаючы ад окна). Александр Михалыч, я не люблю таких шуток… Взять его сегодня же! Сейчас! Сию минуту!
Лосеў. Никак не возможно-с, ваше высокопревосходительство. Я знаю его псевдонимы, но не знаю в лицо, не знаю номера квартиры. Изучаем домовые книги, чтобы не спугнуть птицу, чтобы взять тёпленьким, прямо из гнёздышка.
Мураўёў (выціраючы ўспацелы лоб). Это, скажу я вам, не просто птица. Это орёл, судя по гнездовью пред окнами генерал-губернатора Муравьёва! Я отдаю должное его мужеству, но возмущён наглостью…
Лосеў. Не стоит, ваше высокопревосходительство, а шторы задёрнуть не помешает. (Закрывае шторы.) Он ведь и стрельнуть может.
Мураўёў таропка хрысціцца.
Мужество не последнее его качество. Это вам не казак-разбойник Разин, не мужлан Пугачёв. Я вам теперь о нём многое могу порассказать… Кстати, ваше высокопревосходительство, я весьма уверен в том, что моё усердие в поимке главного распорядителя не просто мятежа, а подлинного восстания по европейскому типу будет по достоинству оценено и вами, и августейшим монархом…
З закрыццём апошняга акна сцэна зацямняецца. Гадзіннік б’е дванаццаць.
ІІІ
Памяшканне, прыстасаванае пад турэмную камеру на аднаго вязня. Жалезны ложак без пасцелі, прыкуты да сцяны невялічкі столік, каля яго зэдлік, нізкае акно за кратамі.
Аднекуль далятаюць касцельныя спевы, арганная музыка. Каліноўскі ў задуменні ходзіць па камеры. Грымяць запоры, адчыняюцца дзверы, уваходзяць Лосеў і Паліцмайстар з папкай для Лосева.
Лосеў (добразычліва). С добрым утром, молодой человек!
Каліноўскі (стрымана). Здравствуйте, господин полковник…
Лосеў. Как спалось? (Глядзіць на жалезны ложак.)