- И могу это повторить.
- Объясни, пожалуйста, каким образом?
- Жак, занимаешься ты иногда политикой?
- Хм, а ты, сестричка?
- На досуге.
- Ну, а я так ни капли.
- Говори откровенно. Я ведь предложу тебе союз.
- Не скрывай ничего, Диана, я принимаю заранее твои условия. Все, что ты скажешь, я выполню беспрекословно.
- Не будешь ни минуты колебаться?
- Не буду!
- Клянешься?
- Клянусь своим именем и нашей дружбой, Диана.
- Вот моя рука.
- Вот моя.
- Хорошо, я верю. Теперь я тебе клянусь, брат, что дело или удастся нам, или мы, проиграв его, лишимся и жизни.
- Лишиться жизни - пустяки, а удача - все! Но что же это нам может удасться?
- Стать богатыми, наслаждаться почестями, возбуждать общую зависть.
- Отлично сказано, продолжай, сестрица, ты напоминаешь героиню древности.
- И мне, признаюсь, надоела жалкая жизнь, которую я веду. Мне во что бы то ни стало хочется покончить с ней.
- Я тебе помогу всеми силами, будь покойна.
- Хорошо! Ты за кого? За короля или за королеву?
- Я за графа Жака де Сеит-Ирема и его сестру, а ты?
- И я тоже. Так ты не сочувствуешь ни одной партии?
- Ни одной.
- Отлично! А относительно религии ты за кого - за протестантов или за католиков?
- И до тех я до других мне все равно. У меня один бог - золото!
- Превосходно! Слушай же теперь внимательно, я дошла до главного. Политическое положение у нас следующее: король, стоящий всей душой за Люиня, который терпеть не может королеву-мать, всеми силами старается выбиться из-под ее опеки и удалить ее от управления государством. Королева, в свою очередь, терпеть не может Люиня, презирает сына и всячески хочет сохранить власть. Следовательно, между партиями идет ожесточенная борьба, которая могла бы продлиться еще долго, если бы королева-мать не заручилась несколько месяцев тому назад сильным помощником.
- О ком ты говоришь?
- О епископе Люсонском, Армане Ришелье, которого она сделала членом совета.
- Да, да, я слышал об этом человеке, о нем говорят мало хорошего, он из мелких, интриган и очень честолюбив.
- Да, но все ошибочно о нем судят. Помни, Жак, что я тебе скажу: этот человек - гигант; все, кто будет за него, неизмеримо высоко поднимутся, те же, кто попробует загородить ему дорогу, неминуемо погибнут!
- Sang-Dieu! Это серьезно, сестрица, но откуда ты знаешь такие вещи?
- Что тебе за дело, если я их знаю и говорю правду? - с лукавой улыбкой сказала она.
- Конечно, виноват; продолжай, Диана.
- Арман Ришелье, который через полгода будет кардиналом, не стоит ни за Люиня, ни за короля, ни за королеву.
- А за кого же?
- Да как и мы - за себя самого.
- За себя самого?
- Впрочем, я не так выразилась, он - за Францию, ему хочется ее сделать богатой, великой, грозной - такой, какой она была при Генрихе Четвертом; он хочет осуществить все проекты покойного короля, с пренебрежением отвергнутые людьми, захватившими в настоящее время власть в свои руки; его цель - унизить дворянство, поднять народ и, главное, навсегда уничтожить протестантов, которые точно из-под земли вырастают и постоянно подвергают государство гибели.
- Это широкие, благородные планы, сестра! Но они невозможны или, по крайней мере, очень трудно исполнимы.
- Может быть, все-таки ему будет принадлежать честь попытки.
- Конечно, но его раздавит такое бремя.
- Увидим. Теперь скажи, за кого ты?
- А ты?
- За Ришелье.
- Ну, и я также. Ведь я тебе дал слово!
- Конечно, но, признаюсь, я была уверена в твоем согласии сразу и обещала за тебя, еще не переговорив с тобой.
- Хорошо сделала. Теперь скажи, в чем же состоит, твой план? Ведь он у тебя наверняка есть.
- Разумеется.
- У меня, честно говоря, от всего этого голова идет кругом, и я пытаюсь догадаться.
- Сейчас все поймешь. План мой так же прост, как все, что я тебе до сих пор говорила.
- Мы увидим славные штуки, госпожа дипломатка! Еще немножко, мой ангел, и ты, право, будешь ловчее даже твоего хваленого Ришелье.
- Ты надо мной смеешься, милый братец, но напрасно, мне так мало дела до политики…
- Это и видно, что же было бы, sang-Dieu, займись ты ею серьезно?
- Опять!
- Не буду, милочка. Продолжай, я не шучу больше.
- Слушай, вот наш план. Поссорить короля с королевой, внешне оставаясь в хороших отношениях с обеими партиями, ничего самим не вызывать и бить наверняка; поднять при этом войну с гугенотами, до такой степени подзадорить их, чтобы вожди перессорились между собой и солдаты не знали, кого слушаться.
- Все это прекрасно, сестрица, но мы-то,-ничтожные, что можем сделать?
- Братец Жак, друг мой,- сказала девушка, от души рассмеявшись,- ты простодушно произнес самое главное слово!… Да, мы ничтожны, но потому-то и страшны. Ну, кто нас станет остерегаться, не так ли?
- Никто, конечно.
- А в этом-то и заключается наша сила; наша работа никому не заметна и не слышна, и от того опасна.
- Диана, честное слово, ты пугаешь меня!
- Ребенок! - отвечала она, презрительно улыбнувшись.- И ты называешься мужчиной? Да ты ничего не знаешь.
~ Как ничего не знаю?
- Конечно!
- Пощади, сестрица, я не привык к таким головоломным задачам, у меня голова трещит, Sang-Dieul Это-то называется политикой?
- Напрасно пугаешься, милый Жак, я не злая женщина, если хочешь, можешь еще отступить.
- Нет, ни за что! Я дал честное слово, но я ведь буду богат, да, голубчик?
- Или умрешь… да, братец.
- Что смерть! Богатство - вот главное. Я весь в твоем распоряжении! Дело слишком соблазнительно.
- Ну вот, теперь я тебя узнаю: как всегда любишь опасность.
- И золото, милочка, золото, не забудь!
- Видишь ли, кроме главы партии, герцога Рогана, есть еще другие, которые если и пользуются только второстепенным влиянием, зато играют большую роль своим именем, знатностью, а главное - богатством.
- Да, я многих из них знаю
- Не о тех речь.
- Да я еще их и не назвал.
- Дай договорить, пожалуйста.
- Слушаю, господин президент!
- Гадкий шутник! Замолчишь ли ты? - сказала она, погрозив ему пальцем.
- Ну, говори, говори!
- Между этими второстепенными вождями есть один, играющий значительную роль, хотя и против своего желания. Это граф дю Люк.
- Граф дю Люк? - с удивлением вскричал Жак,- Влюбленный в свою жену и схоронившийся в своем замке, поклявшись не вмешиваться в политику?
- Да.
- Странно!
- Теперь вокруг нас много странного делается, братец.
- Это правда! Я и сам начинаю так думать.
- Граф дю Люк выбран гугенотами идти с депутацией представить объяснения королеве-матери.
- Так! Он хорошо начинает, как кажется?
- Это тебя удивляет, брат? Граф дю Люк, как горячая лошадь, если уж примется за что-нибудь, так бьется не на жизнь, а на смерть, не щадя ни себя, ни других.
- Ну, хорошо, что же дальше? Я кое-что начинаю смекать.
- Что такое?
- Сказать?
- Если я сама тебя спрашиваю!
- Его надо сделать шпионом Ришелье?
- Не совсем, но врагом де Рогана; я берусь за это с твоей помощью.
- В чем дело? Оно, кажется, нелегко.
- Легче, нежели ты думаешь.
- Гм! Роган-кумир этих гугенотов.
- Да, но ведь всякий удар можно парировать.
- Конечно, только, не понимаю, каким образом?
- Ты глупец, Жак.
- Согласен, мой ангел, но это ведь не ответ.
- Для парирования послужит Жанна дю Люк.
- Не понимаю!
- Ты сегодня очень непонятлив!
- Что делать? Худо спал.
- Оливье дю Люк до безумия влюблен в свою жену.
- Sang-Dieu! Она стоит того!