Депутаты сошли с лошадей, передали поводья лакеям и встали позади своего вождя.
Они медленно прошли по мосту. За ними двигались скорым шагом мушкетеры, держа мушкеты на плече.
Мост подняли.
Протестанты отлично знали, что их не впустят в Лувр и поэтому не спорили. Лишь одно показалось им странным и сильно встревожило их.
Луврский мост обыкновенно опускался на рассвете и поднимался только вечером, после заката солнца; возле него всегда стояли караульные.
Необыкновенные предосторожности, принятые против депутатов, встревожили протестантов, но они не показали виду; не сходя с лошадей, они столпились у края рва и не сводили глаз с мрачного здания, где в эту минуту решалась участь их партии, не слышали, казалось, рева толпы позади, осыпавшей их самыми возмутительными, даже грязными оскорблениями.
На склоне рва показался хорошо вооруженный всадник, он ехал мелкой рысью, ведя на поводу еще одну лошадь.
Никому не говоря ни слова, всадник остановился по правую сторону протестантов, шагах в десяти от них, сошел с лошади, привязал ее к ближайшему столбу и прехладнокровно осмотрел пистолеты у седла, насвистывая какой-то венгерский марш. Затем, подойдя к самому мосту, он философски скрестил руки и стал ждать, как человек, решившийся не сходить со своего места ни под каким предлогом.
Гугеноты сейчас же догадались, что это свой, и предоставили ему поступать как вздумается. Впрочем, они не ошибались. Это был капитан Ватан.
Прошло около часа.
Аудиенция продолжалась долго. Наконец заскрипел и медленно опустился мост.
Депутаты возвращались, со всех сторон окруженные мушкетерами. Они были бледны и мрачны.
Все подошли к ним ближе.
- Ну что? - тревожно спросил де Малоз.
- Над нами насмеялись, с нами обошлись как с оборванцами,- отвечал герцог де Лафорс дрожавшим от волнения голосом.- Нам объявлено, что нас арестуют, если через час мы не выедем из города.
- О, мы отомстим! - с негодованием вскричали все.
- Извините, господа,- насмешливо сказал граф де Теминь, раскланиваясь,- но здесь, я думаю, не место для совещаний. Потрудитесь удалиться, иначе я вынужден буду стрелять по вам, что меня, честное слово, очень огорчит!
Эта грубая шутка вызвала крики бешенства со стороны гугенотов. Герцогу де Лафорсу с трудом удалось унять их.
- Уедем, господа! - сказал он.- Что нам здесь больше делать? Вы видите, слуга берет пример с господина, это всегда так: господин был дерзок, и лакей грубит.
- Благодарю вас, герцог де Лафорс,- отвечал граф де Теминь со злым смехом,- мы, надеюсь, скоро увидимся!
- Это мое искреннее желание,- произнес внешне очень спокойный герцог,- по крайней мере мои псари проучат вас.
- Sang-Dieu - вскричал граф, схватив у одного из солдат мушкет.- Это уж слишком! Впрочем, нет! - прибавил он, снова отдав оружие.- Это будет убийство. До свидания, господин герцог!
- До свидания, граф! Не забывайте хлыста моих псарей,- сказал по-прежнему невозмутимо герцог.
Де Теминь презрительно улыбнулся, пожал плечами и ушел со своими мушкетерами в Лувр. Мост сейчас же подняли.
- Господа и друзья мои,- сказал герцог де Лафорс,- мы с вами заранее знали, какой прием ожидает нас в этом дворце со стороны человека, отцу которого мы доставили трон ценой нашей крови и нашего состояния. Мы исполнили свою обязанность, и нас не смогут упрекнуть за то, что случится дальше. Теперь же, чтобы нас не арестовали, уйдемте скорее за надежные стены. Уже отправлен приказ захватить живым или мертвым нашего вождя, герцога Генриха де Рогана, такие же приказы не замедлят разослать и относительно нас; может быть, король уже подписывает их в настоящую минуту. Едем же, господа и друзья мои! До свидания! Вы знаете, где мы все скоро сойдемся. Явимся аккуратно на свидание, назначенное нам нашим вождем! До скорого свидания!
Гугеноты, на прощание погрозив старым стенам, на вершине которых блестели мушкеты солдат, сейчас же повернули назад и в стройном порядке проехали сквозь толпу, невольно пораженную таким гордым отступлением и не осмелившуюся прямо в лицо оскорблять уезжавших протестантов, только издали вслед им раздалось несколько свистков и восклицаний.
- Граф, сюда! - крикнул авантюрист.- Куда это вы так бежите?
- Ах, вы здесь, капитан! Pardieu! Я ищу мою лошадь, друг мой.
- Не ищите. Я ее отослал с Мишелем, он с ней будет ждать вас там.
- Хорошо, но зачем же вы отослали ее?
- Оттого, что теперь вам нужен добрый рысак, поздоровее вашего красавца. Посмотрите-ка на этого испанского жеребца, а, каков?
- Чудесный.
- Садитесь же скорее. Наши уже далеко, а эти мошенники не совсем дружелюбно поглядывают на нас.
- Да вы, кажется, боитесь, капитан? - с иронией спросил граф, садясь на лошадь.
- Да, признаюсь, граф, я всегда ужасно боюсь, когда мне приходится защищаться против этой бессмысленной, ревущей своры, называемой чернью. Ну, куда же мы теперь? Вы ведь не вернетесь, конечно, на улицу Тикетон?
- Сохрани меня Бог, капитан! - отвечал граф, вдруг нахмурясь.- Вы ведь со мной?
- Конечно.
- Благодарю вас, я не смел на это рассчитывать,
- Э! Не стоит благодарности, я обожаю путешествия. Так куда же мы?
- К Новому Мосту, к Фонтенблонской дороге.
- Так едемте!
Они умчались, как стрела, толпа расступилась перед ними, осыпая их ругательствами, на которые они и внимания не обращали. Через двадцать минут они миновали заставу святого Виктора и поехали по Фонтенблонской дороге, тогда это была только узкая дорожка, непроходимо грязная зимой, но в данную минуту ровная и гладкая, как стекло.
Они ехали молча. Каждый думал о своем.
Однако, поднимаясь к Вильжюиф, они поневоле сдержали лошадей, чтобы дать нм передохнуть.
- Так мы едем?…- спросил авантюрист, как бы продолжая прерванный разговор.
- Сначала в Аблон, капитан.
- Отчего сначала? Разве вы не там живете? Ведь у вас там замок, кажется?
- Да, Моверский замок.
- Разве вы не там остановитесь?
- Я там пробуду не больше часа.
- А потом?
- Потом… куда глаза глядят!
Авантюрист покачал головой.
- Берегитесь, граф!
- Чего же беречься, капитан?
- Самого себя.
- Я вас не понимаю. Отчего самого себя?
- Оттого, что в данную минуту у вас нет врага страшнее вас самих.
- Капитан!
- Я друг ваш и должен говорить вам правду, и скажу ее во что бы то ни стало!
- Говорите!
- Обдумайте хорошенько то, что собираетесь делать, граф. Со вчерашнего дня вы под влиянием гнева. Я не знаю ваших планов, но боюсь их…
- Да вы всего боитесь! - перебил граф, стараясь обратить все в шутку.
- Уж таков я есть. Вчера вечером вас сильно оскорбили. Клеветник был наказан.
- Клеветник? - горько повторил Оливье.
- Да, клеветник; по какому праву вы больше верите словам негодяя, которого совсем не знаете, нежели доказанной невинности дорогой вам особы! Не разбивайте трех жизней под минутным влиянием необдуманного гнева. Подумайте о сыне, о жене, о вас самих. Не губите безвозвратно своего счастья. Нельзя обвинять без доказательств и судить, не выслушав.
- У меня есть доказательства.
- Где они?
- Разве вы не слышали, что говорил этот человек?
- Клевета, повторяю вам. Послушайте, граф, вы теперь не в своем рассудке, и бесполезно было бы серьезно рассуждать с вами, иначе я бы многое вам сказал.
- Например, друг мой?
- Например, вот что: я ясно вижу, что вы были жертвой заговора, давно подготовленного против вас одним или несколькими неизвестными вам врагами.
- Неизвестными мне врагами, мне?
- Corbieux! Да неужели же вы воображаете, что у вас все только друзья? Клянусь честью, это было бы уж слишком смешно! Вы молоды, красивы, богаты, любимы и воображаете, что завистники - те люди, может быть, которым вы больше всего делаете добра,- дадут вам спокойно наслаждаться вашим счастьем, не попытавшись смутить его? Полноте, граф, вы с ума сошли!