- Не теперь только, герцог, безопасность ваша требует, чтобы вы как можно скорее уезжали. Впрочем,- иронично прибавил он,- скоро вы увидитесь с графиней.
- Это правда, граф. Прощайте же и благодарю вас.
- Нет, до свидания, герцог.
Герцог с минуту озадаченно смотрел на него, как человек, не понимающий, что происходит вокруг, потом еще раз поклонился и вышел за мажордомом.
Граф подошел к жене.
- Я все знаю,- тихо сказал он сдержанным голосом.- Этот человек ваш любовник, графиня. Молитесь за него, либо он умрет, либо погибну я! Прощайте!
- Граф! - вскричала она, с мольбой сложив руки.
- Прочь! Я вас больше не знаю! - глухо произнес он и грубо оттолкнул ее.
Графиня тоскливо вскрикнула и упала навзничь. Граф большими шагами вышел из комнаты, даже не оглянувшись.
- Ну, наши дела, кажется, хорошо идут! - прошептала Диана, с непередаваемым выражением посмотрев на графиню и улыбнувшись дьявольской улыбкой.
Пять минут спустя граф и капитан покинули Мовер.
За несколько минут перед тем уехал и герцог де Роган, тревожно стараясь объяснить себе оказанный ему странный прием, по ничего не мог понять.
В тот же вечер герцог де Роган присоединился к отряду гугенотов, ожидавших его под начальством Лектура в двух милях от Аблона, на Корбейльской дороге.
На этот раз герцог де Роган был спасен!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ БУРНЫЕ ВРЕМЕНА
I ПЕРВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В ТЕАТРЕ МАРЭ
Прошло два месяца после происшествий, описанных в первой части нашего рассказа.
Наступила зима, начинался холод; дождь хлестал в оконные рамы, ветер свистел в обнаженных ветвях деревьев; из труб крутясь поднимались к серому небу длинные струи дыма.
Париж облачился в зимние одежды.
Во вторник, 27 ноября 1621 года, темное, холодное, туманное утро часам к одиннадцати прояснилось. Показавшееся солнце совсем развеселило столичных жителей.
К театру Марэ собиралось множество людей в экипажах и портшезах. С самого утра по всей улице Тампль толпился, крича, смеясь и толкаясь, народ. В театре первый раз шла «Марианна», большая трагедия знаменитого в то время поэта Александра Арди; премьера была давно обещана, но много раз откладывалась.
Двор и весь город съехались в театр. Лакеи и пажи бесцеремонно расталкивали толпу, очищая место экипажам своих повелителей.
В одной из карет сидели друг против друга неразлучные приятели - граф дю Люк и капитан Ватан.
Авантюрист не изменился: у него была все та же воинственная осанка, все тот же покрой платья, разве что теперь оно было поновее и получше.
Оливье дю Люк изменился же не только внешне, но даже, казалось, и в нравственном отношении.
Оживленные, слишком румяные лица друзей ясно говорили, что оба они только что хорошо позавтракали и поэтому не могли дойти до театра пешком.
На графе был алый бархатный плащ, богато расшитый золотом, атласный серизовый мундир с кружевами и позументами и панталоны такого же цвета, вправленные в белые сапоги с золочеными шпорами. Перевязь, на которой висела длинная шпага, была вся расшита золотом; низенькая серая касторовая шляпа, с кокетливо загнутыми кверху полями и красными с черным перьями, была ловко надета набок.
Гугеноты, товарищи графа, едва узнавали в этом щеголе-утонченном прежнего серьезного, хладнокровного вельможу, которого так любили и уважали.
Раза три лакеи и полицейские пытались восставать против бесцеремонности, с какой кучер графа забрызгивал их грязью, даже не предупреждая обычным криком, но тот так посмотрел на недовольных, что они сочли за лучшее покориться. Впрочем, в этой давке вообще не считались с толчками или попавшими в лицо комками грязи: каждый хлопотал только за свое место. Оставалось минут сорок до начала спектакля, назначенного на два часа, а актеры были очень аккуратны; полиция разрешила пускать публику в час, чтобы к четырем все закончилось.
В коридоре, в маленькой дощатой будочке, директор труппы с Александром Арди, уже одетым тенью Аристовула, продавали билеты.
Невозможно передать, какой смех и веселье возбуждало в толпившихся у кассы зрителях это страшное привидение.
Граф дю Люк, бросив мимоходом пистоль на бюро директора, скрылся с приятелем в темных изгибах узкого коридора, который вел к самой сцене.
В 1600 году труппа из провинции приехала в Париж и остановилась на улице Потери-Дезарси, в Серебряном отеле, выхлопотав себе разрешение играть на парижской сцене, несмотря на энергичное сопротивление труппы Троицы, которой принадлежал Бургундский отель. Эта труппа, в силу грамот Генриха II и Карла IX, пользовалась правом одной давать спектакли в Париже. В начале царствования Людовика XIII новая труппа, поселившаяся в Серебряном отеле, устроила свой театр, прозванный Театром Марэ.
Незатейливо было в то время устройство театра. В одном конце зала находилась эстрада высотой в рост человека - это была сцена; перемена декораций совершалась только с помощью занавеса в глубине сцены; по бокам свешивались плохонькие кулисы.
Галерея, шедшая по сторонам, разделялась на ложи; прямо на актеров могли смотреть только те зрители, которые имели места напротив самой сцены, в противоположном конце театра.
Партер, то есть все пространство под ложами, кишел народом; там все стояли, и давка была страшная.
Самыми лучшими местами, где обыкновенно сидели придворные и знать, считались скамейки на самой сцене, по обеим ее сторонам вдоль кулис; понятно, как это лишало пьесу всякой сценичности и как стесняло актеров! Но публика в то время была не столь требовательна, как теперь. И цены за места устанавливались просто грошовые.
В тот день, о котором мы говорим, театр был особенно полон, пришлось отказать в билетах более чем двумстам зрителям.
В ложах сияли мундиры вельмож и бриллианты дам, разодетых в шелка и кружева. В партере громко и бесцеремонно кричали, смеялись, обменивались шутками с сидевшими в ложах и шумно требовали скорее начать пьесу.
Граф дю Люк и капитан сидели на самой сцене, с краю, следовательно, очень близко к зрителям, занимавшим ложи и партер.
Капитан тихо разговаривал с графом, который, прислонясь спиной к кулисе, постоянно закрывал глаза, несмотря па отчаянные усилия держать их открытыми, и, по-видимому, скорее расположен был спать, чем слушать.
- Corbieux! Да проснитесь, граф! - сказал капитан.- Если вы дадите себе волю, то свалитесь в партер или провалитесь за кулису.
- Хорошо, хорошо, не беспокойтесь,- отвечал, не открывая глаз, Оливье,- если я и засну, то проснусь, когда понадобится.
- Что понадобится?… Право, уйдемте лучше, граф!
- Оставьте меня в покое, капитан!- сердито отозвался тот.- Я не уйду!… Я пришел сюда и буду тут сидеть; я хочу ее видеть.
- Да кого? - нетерпеливо вскричал капитан.
- Ее, тысячу чертей! Ведь вы хорошо знаете!
- Ее?
- Ну да! Даму в пунцовой маске.
- Даму в пунцовой маске? - повторил совершенно сбитый с толку капитан.
- Pardieu! Я только для того и пришел сюда.
Авантюрист пожал плечами.
- Corbieux! - воскликнул он.- Вот замечательная выдумка!
- Отчего замечательная? - проворчал граф, приподнимая отяжелевшие веки.- Вы, кажется, думаете, что я сошел с ума.
- Нисколько, pardieu, я просто думаю, что вы пьяны.
- Пьян! - презрительно повторил Оливье.- Оттого, что я выпил какие-нибудь три-четыре бутылки!
- Три-четыре бутылки!… Ну да хватит об этом!… Хотя, признаюсь, я не ожидал того, что вы мне говорите.
- Но почему, любезный друг?
- Да как же вы хотите узнать даму в пунцовой маске, когда ни разу не видели ее без маски?
- А, да! Это правда!
Граф помолчал с минуту.
- На кой же черт я здесь в таком случае? - прибавил он потом.