Забыв об опасности, они бросились вперед, надеясь помешать намерению амазонок.
Но опоздали.
Лошади амазонок, летевшие одна на другую, ударились грудью, и обе рухнули на землю.
Женщины старались вскочить на ноги, но у одной нога осталась в стремени; не теряя присутствия духа, она направила пистолет в другую и крикнула:
- Умри!
Раздался выстрел, но замаскированная амазонка продолжала двигаться вперед.
- Я не хочу тебя убивать,- отвечала она глухим голосом,- но хочу, чтобы ты помнила меня.
В ту же минуту раздался выстрел, и несчастная опрокинулась на спину с криком проклятия.
На дороге послышался шум.
Карета короля неслась во весь дух.
Выстрелив из пистолета, неизвестная задрожала и лишилась чувств.
Нельзя было терять ни минуты.
Капитан бросился вперед, схватил молодую женщину на руки, посадил к себе на лошадь и вместе с товарищами вернулся в замок.
Госпожа де Роган, стоя на балконе, присутствовала при этой сцене и казалась совершенно бесстрастной.
Доехав до замка, карета короля остановилась на одну секунду.
- Благодарю вас, кузина,- сказал король герцогине с сардонической улыбкой.- Я не хочу приказывать выломать двери вашего замка, но буду помнить!
Герцогиня де Роган высокомерно и насмешливо поклонилась, но ничего не ответила.
«Я тоже буду помнить»,- подумал Ришелье, кидая змеиный взгляд на гордую молодую женщину.
Мы знаем из истории, как кардинал Ришелье сдержал обещание, данное епископом Люсонским.
…По приказанию короля дама в маске была перенесена в трактир Гогелю.
Гугенотам не удалось по какому-то странному стечению обстоятельств довести до конца свои ловкий замысел; но королевские войска не захватили пи одного пленника; в руках у них были только трупы.
Тотчас по отъезде короля герцогиня де Роган вошла к себе в комнату, куда капитан Ватан отнес молодую женщину в обмороке.
Тут были де Лектур, граф дю Люк, Клер-де-Люнь и сержант Ла Прери.
Граф напрасно старался сдержать волнение. Сердце подсказало ему, кто была женщина, жертвовавшая собою для его спасения и так храбро дравшаяся.
В ту минуту, как madame де Роган оставила балкон, молодая женщина стала приходить в чувство.
Герцогиня подошла к Оливье, почтительно и низко поклонившемуся ей.
- Граф дю Люк де Мовер,- высокомерно сказала она,- вы можете засвидетельствовать герцогу де Рогану, моему супругу, что я точно выполнила все его приказания. Этот замок был верным кровом для вас, но дальнейшее пребывание здесь может вас погубить. Через два часа у всех выходов будут стоять караулы. Лошади оседланы, на станции вы найдете свежих; поезжайте не теряя ни минуты.
- Я уеду, если так нужно, герцогиня, но прошу вас дать мне несколько секунд выразить мою благодарность той, кто так великодушно спасла меня.
- Разве вы не узнали ее? - спросила она.
- О! Разумеется, узнал, герцогиня! - вскричал он с чувством.- Сердце подсказало мне, что это Жанна.
Молодая женщина встрепенулась, как под влиянием электрического тока, и быстрым движением сняла маску с бледного, заплаканного лица.
- А! На этот раз вы не ошиблись?- сказала она с иронией.
- О Жанна! Жанна! - воскликнул он.- Вы плачете! Вы, наконец, прощаете меня?
Молодая женщина ничего не ответила; она закрыла лицо руками и зарыдала.
- Жанна! Ради самого Бога! Эти слезы… не я ли причина их… наша любовь…
Она подняла голову и, презрительно взглянув на него, горько сказала:
- Я плачу о моей прошлой любви и настоящем бесчестии! Прощайте, милостивый государь… я вас больше не знаю…
Она повернулась и медленно вышла из комнаты.
- О, какой же я несчастный! - пробормотал в отчаянии граф дю Люк.
Пять минут спустя граф, увлеченный друзьями, покинул замок Сюлли, который по приказанию герцога де Люиня был тотчас же осажден королевскими войсками.
Но гугенотов в нем уже не было.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ДИАНА ДЕ СЕНТ_ИРЕМ
I НЕПРИЯТНЫЙ ЗАВТРАК
15 мая 1621 года, пять месяцев спустя после событий, описанных нами во второй части этого романа, когда часы на колодце Самаритянки с обычным шумом пробили половину пятого утра, какой-то человек в надвинутой па глаза шляпе, закутанный в толстый плащ, пробирался с Дофиновой улицы на площадь перед училищем Сен-Дени. Остановившись на минуту на углу улицы и внимательно осмотревшись вокруг, он пошел дальше быстрыми шагами по направлению к Новому Мосту, где в то время не было ни души.
- Черт бы побрал человека, который не умеет быть аккуратным! - пробормотал он сквозь зубы.- Долго ли еще мне дожидаться?
Говоря так, незнакомец остановился у бронзового коня, постоял несколько минут неподвижно и затем опять стал оглядываться.
Это был тот удивительный час, проходящий с быстротой молнии, во время которого все спит в Париже, действительно или только притворно.
Глубокая тишина царила над этим спящим Вавилоном, прерываемая время от времени какими-то странными, глухими, неизвестно откуда доносившимися звуками.
С того места, где стоял незнакомец, открывалась прелестная панорама.
Сумерки постепенно исчезали при появлении белеющей зари, чтобы уступить место наступающему утру. Величественное, блестящее солнце, окруженное волнами пурпурного и золотого света, медленно выплывало из-за зеленеющих холмов Медона и Сюрена, бросая во все стороны золотые лучи. Небо было голубое и безоблачное. Легкий туман спустился над рекой, словно набросил сырое покрывало на стоящие на берегу статуи.
Незнакомец, не будучи, по-видимому, в душе поэтом, вместо того, чтобы наслаждаться природой и поддаться очарованию величественной картины, топал от нетерпения ногой, продолжая ворчать сквозь зубы, и теребил резную рукоятку длинной рапиры, которая щегольски приподнимала край его плаща.
Бронзовый колокол на колодце пробил три раза.
- Провались он к черту! - вскричал незнакомец.- Уже без четверти пять. Еще, пожалуй, этот достопочтенный человек был так глуп и неловок, что попался стражникам Дефонкти. Это становится невыносимо. Я подожду до пяти часов, но если он и к этому времени не придет, так мы увидим…
С отчаяния он принялся рассматривать окружавшие его предметы.
Новый Мост не был больше так пуст, как некоторое время назад. По направлению к нему со стороны Pont-aux-foins и Дофиновой улицы стекалось множество народу всякого звания и состояния: были тут и всадники, и пешеходы, и купцы, и мелкие чиновники, и солдаты, отправлявшиеся на ученье; можно было даже встретить несколько тщательно закрытых носилок, на которых, вероятно, сидели какие-нибудь красавицы, возвращавшиеся домой.
Словом, Новый Мост принял обычный оживленный вид.
При первом ударе пяти часов человек пожилых лет, одетый в черное и весьма почтенной наружности, остановился перед незнакомцем, который только что собирался снова произнести какое-то ужасное проклятие. Обтерев платком вспотевший лоб, вновь пришедший сказал ему приятным, ласковым голосом:
- Я думаю, что опоздал немного, не правда ли, господин сержант Ла Прери?
- Немного опоздали!-вскричал сержант, потому что этот незнакомец был не кто иной, как наш старый знакомый.- Tipes et boyaux, метр Грендорж! Вот уж около часа, как я переминаюсь здесь с ноги на ногу в ожидании вас.
- Ах, Боже мой!-отвечал священник.- Ведь вы знаете, как далеко отсюда до улицы Серизэ?
- Corneboeuf! Вы, на мой взгляд, имеете еще довольно бодрый вид, ваше преподобие,- возразил сержант, еще более рассердившись.- Что вы толкуете мне об улице Серизэ- мне, который протрясся верхом больше четырехсот миль!…
- Полноте, сержант, не сердитесь; я вполне признаю себя виноватым перед вами, потому прошу вас принять мои извинения и закончить этот разговор.