Пастор еще под впечатлением ужасной сцены, только что разыгравшейся перед его глазами, при которой он должен был присутствовать помимо своего желания, время от времени украдкой робко поглядывал на своего грозного спутника, моля Бога как можно скорее от него отделаться.
Страх преподобного отца был вполне основателен, так как положение, в каком он теперь находился, заставляло его сильно беспокоиться.
Но, как это часто случается в жизни, он должен скрывать свои чувства и вполне положиться на волю Провидения.
Оба человека, которых так странно свел случай, повернули в узенький переулок, ведущий в сады Тюильри; пройдя через калитку, они углубились в пустынные аллеи и скоро очутились перед воротами того самого трактира, куда несколько месяцев тому назад неожиданно явилась дама в красной маске.
Трактирщик стоял на пороге, оглядываясь направо и налево, будто кого-то ожидая.
Какая-то странная улыбка пробежала по его губам, когда он увидел Клер-де-Люня; не говоря ни слова, он посторонился и кивком ответил на многозначительный взгляд, брошенный ему мимоходом начальником бездельников Нового Моста.
Клер-де-Люнь и пастор быстрыми шагами прошли общую залу и остановились перед дверью кабинета, где в один уже описанный нами вечер сидели, запершись, граф де Сент-Ирем и его сестра.
Клер-де-Люнь два раза постучал в дверь рукояткой своего кинжала.
- Войдите! - отвечал ему кто-то из-за двери.
В этой комнате был только одни человек: наш старый знакомый Бонкорбо.
- Они там? - спросил Клер-де-Люнь.
- Да,- лаконично ответил бездельник.
Указав рукой на отдаленный угол комнаты, он снова уселся за стол, у которого, вероятно, и сидел все время до их прихода; на этом столе возле рапиры и пары длинных пистолетов стояла бутылка вина и стакан.
- Пойдемте! - сказал Клер-де-Люнь пастору.
Отойдя в глубину комнаты, начальник бездельников Нового Моста слегка постучал в стену концом кинжала.
В ту же минуту раздался легкий треск; часть стены ушла в какое-то невидимое отверстие, обнаружив дверь, - Клер-де-Люню стоило только ее толкнуть, чтобы очутиться в комнате, где собрались пятнадцать человек, вооруженные с ног до головы и закутанные в толстые плащи.
Между ними были граф дю Люк, капитан Ватан и большая часть протестантских вождей.
Все они сидели за столом, на котором лежали бумаги, перья, чернила и множество распечатанных писем.
Граф дю Люк де Мовер, казалось, был президентом собрания; он сидел посередине, между капитаном Ватаном и де Сент-Роммом.
Заметив Клер-де-Люня, он поднял голову и вопросительно на него посмотрел.
- Отчего так поздно? - спросил он.
- Мне невозможно было прийти раньше, граф,- хладнокровно отвечал тот.
- Все ли сделано? - продолжал Оливье.
- Все, граф.
Наступило молчание.
Увидев пастора, дю Люк нахмурил брови.
- Что нужно здесь этому человеку? Зачем вы его сюда привели? - строго спросил он.
- Надеюсь, вы скоро узнаете, граф, что я действовал как следовало.
- Гм, - возразил Оливье и, тихо обменявшись несколькими словами с капитаном Ватаном, прибавил:
- Вы взяли с собой бумаги?
- Вот они, господин граф,- отвечал Клер-де-Люнь, вынимая пакет из куртки и с поклоном передавая его Оливье.
- Значит,- сказал последний,- он вовсе не был украден?
- Прошу извинить, граф, по сначала его украли.
- Что? - вскричал, вздрогнув Оливье.- Значит, эти бумаги…
- К ним никто не осмелился прикоснуться, граф.
- Объяснитесь же в таком случае,- хором потребовали все дворяне, вставая с места и окружая Клер-де-Люня.
- Мой рассказ не будет долог, господа,- возразил последний, нисколько не смущаясь.- По приказанию верховного совета я выбрал самых хитрых из подвластных мне людей и поручил им следить за этим человеком во время его путешествия. Вот почему, как только граф де Ланжак положил в свой карман письма, украденные им у несчастного сержанта, которого он напоил мертвецки пьяным, мои люди, добросовестно исполняя свою обязанность, бросились на графа и отняли у него все бумаги.
- Стало быть, нашей тайны не открыли?
- Нет, граф.
- Поздравляю вас, шевалье, вы действовали как нельзя лучше; но где же сержант?
- Там, куда вы мне приказали его отправить,-отвечал холодно Клер-де-Люнь.
- Ах!-воскликнул граф, сдерживая крик ужаса.- Неужели вы…
- Прошу извинить, граф,- ледяным тоном перебил его Клер-де-Люнь.- Я, кажется, не сам распоряжаюсь, а исполняю только то, что мне приказано, и вся ответственность за мои поступки лежит на моем начальнике.
- Но этот несчастный…
- Этот несчастный предал вас, может быть, даже и сам того не желая, но для нас ведь это безразлично. Я не любил и не ненавидел этого человека, а был к нему совершенно равнодушен. Вы мне приказали убить его, и я убил. Подвластные заговорщики перестают быть людьми и становятся машинами, которые во всем должны соблюдать свой собственный интерес и подавлять в себе всякое человеческое чувство. Как бы ни был предан герцогу де Рогану сержант Ла Прери, он тем не менее был ужасный пьяница и болтун; одно его неосторожное слово могло стоить жизни всем руководителям протестантской партии.
- Этот человек прав, - сказал капитан Ватан,- мы должны благодарить, а не упрекать его за энергию, которую он выказал в этом деле! Не заблуждайтесь, господа, игра, затеянная нами, очень серьезная. Что такое жизнь одного человека, когда речь идет о спасении множества людей? Знайте же: герцог де Люинь начинает, видимо, надоедать королю, несмотря на недавно пожалованное ему звание коннетабля, данное, может быть, даже с целью поскорее от него отделаться. Место герцога при короле занял епископ Люсонский; милость к нему Людовика Тринадцатого возрастает с каждым днем. Есть слухи, что его скоро сделают кардиналом. Верьте мне, в тот день, когда нашей партии придется бороться против кардинала Ришелье, она погибла. Герцог де Люинь - больной, нерешительный человек, не способный к серьезному делу, между тем как кардинал Ришелье будет бичом для всей Франции; он покроет ее развалинами, эшафотами и будет проливать кровь дворянства так же спокойно, как воду. Вспомните мои слова, господа: не пройдет нескольких месяцев, как исполнится мое зловещее предсказание. Откинем же излишнюю чувствительность и поблагодарим верного слугу, вместо того чтоб порицать его!
Эти слова капитана, произнесенные его обычным насмешливым тоном, произвели на всех огромное впечатление; большая часть дворян была согласна с его мнением.
Когда снова водворилось спокойствие, граф Оливье дю Люк поднял голову, как бы пробудившись от задумчивости, и грустно взглянул на окружающих.
- Пусть будет по-вашему, господа,- сказал он,- я готов, если нужно, быть беспощадным, но не скрою от вас, что мне приходится очень тяжело от обязанности. возложенной на меня вами.
И, сделав приветливый знак рукой Клер-де-Люню, он прибавил, обращаясь к нему:
- Примите нашу благодарность, шевалье, вы можете назваться вполне преданным слугой!
Начальник Нового Моста молча поклонился.
- Приступим же к делу,- продолжал граф,- будьте так добры объяснить нам, почему вы явились сюда в сопровождении его преподобия.
- Потому, граф, что между письмами, порученными сержанту Ла Прери, находилось одно, адресованное отцу Грендоржу. Мне казалось, что нашей партии нелишне было бы познакомиться с содержанием этого письма и знать, как держаться с его преподобием.
- Еще раз благодарю вас, вы действовали как умный человек.
С этими словами граф обернулся к пастору и, вежливо поклонившись, знаком попросил его подойти.
- Ваше преподобие,- сказал он,- я знаю вас с самого детства, так как вы в продолжение многих лет жили в Моверском замке. За все время вашего пребывания там вы ни разу не могли пожаловаться на негостеприимство или невнимание к вашей особе; потому прошу вас искренно ответить мне на мои вопросы; если ответы будут удовлетворительны, я возвращу вам ваше письмо нераспечатанным.