Когда силы путников были вконец истощены, когда они заранее стали «исчислять все жестокости предстоящей смерти», вдруг они увидели скачущего навстречу казака, который, находясь в передовой колонне, выехал на высокий бугор и, обозрев предстоящий путь, с непонятными возгласами помчался обратно к отряду. Войско остановилось в нерешительности.
«Смущение, боязнь и радость объяли наши мысли, и мы колебались между страхом и надеждою до его к нам прибытия. Но в какое удивление и радость пришли мы, когда услышали от него, что, поднявшись на верх горы, усмотрел он вдали российское селение! Чтобы удостовериться в том, каждый, употребя остатки сил своих коней, устремились скакать к тому месту, откуда было сие видно… Изображение той минуты, в которую мы из отчаяния приведены были вдруг к предмету радости и спасения, превосходят силы мои, весьма слабые ко изъяснению душевных действий. Сие видение на тот час принимали мы не иначе, как за пустое привидение, и уверились не прежде, как въехали в самую крепость и вошли в жилище, нам отведенное. Кусок хлеба, который подал нам хозяин сего дома, был для нас лучшим сокровищем всего света», — придя в себя, чуть позже запишет в своем дневнике Николай Рычков.
Отдохнув два дня в крепости Усть-Уйской, он с напарником выехал в Троицк с намерением добраться до Оренбурга наиболее верной дорогой, то есть взять за ориентир в пути Оренбургскую сторожевую линию — ехать вдоль ее форпостов и крепостей.
Он достиг Губерлинских гор и находился уже в двух днях езды до Оренбурга, как почувствовал в себе сильную горячку. Организм, ослабленный двухмесячным тяжелым походом, нуждами и голодом, не мог сопротивляться быстрому наступлению болезни. В оренбургский родительский дом Николай въехал едва живым и надолго слег в постель. В течение двух месяцев Петр Иванович, борясь за спасение жизни сына, выхаживал его, приглашая то одного, то другого доктора Подолгу просиживал у постели больного и сам, слушая и одобряя его рассказы, которые удивляли его редкими и подчас странными сведениями.
— А когда от озера Аксакал Барбы мы через камышовые заросли двинулись на восток, то увидели далеко впереди себя дивное сияние. Заторопились мы, усугубили бег коней, думая в светящих вдали камнях обрести разные сокровища И чем ближе подъезжали, тем сильнее лучилось то сияние. Наконец достигли мы того манящего блеска, но вместо драгоценных камней нашли там разной величины куски розового гипса Солнечные лучи, падая на них, рождали красивое отражение. И сей дивный обман не можно раскрыть издалека, а лишь подойдя к тем красным камням, среди которых есть и белые.
— Сие сияние напоминает мираж в пустыне. Игра света в атмосфере…
— Отец, в твоей «Истории Оренбургской» немало написано о жизни и погибели хана Абул-Хаира, — продолжал Николай Рычков. — Мне же случилось у самой его могилы побывать. Это место находится на расстоянии двух дней езды до песков Чеколаккум, ежели ехать с запада на восток.
— В тех местах я не бывал, а потому завидую тебе, сын.
— Нам встречалось много могил киргизцев. Они представляют собой холмики из дикого красного камня — агата или мрамора Некоторые из них покрыты поверх каменьев коврами, сделанными из камыша. Вместо креста в холм воткнуты копье и колчан со стрелами.
— А какова могила Абул-Хаир-хана?
— Она возвышается среди многих других на том, называемом киргизцами ханским, кладбище. Могила сделана из нежженого кирпича, обмазана белой глиной, вид имеет четвероугольной палаты. В западной стене сего строения есть отверстие наподобие ворот. Войдя в него, видишь глиняный гроб, которым прикрыта яма, где лежит усопший. Сказывали, что знатнейший хан похоронен в обыкновенной одежде, вместе с саблею, копьем и стрелами… Киргизцы с благоговением чтут сию могилу, а самого умершего хана Абул-Хаира считают за святого.
— Хан не умер, его убили, — уточнил Петр Иванович. — Причем сие злодейство сотворили сами киргизцы по коварному подлогу султана Средней киргиз-кайсацкой орды.
— Да, он из-за зависти к могуществу его подкупил, нанял убийц, и те внезапно напали на Абул-Хаира неподалеку от того кладбища. А святым киргизцы убиенного признавать стали не вдруг, а после того, как на месте могилы выросла ветла и ветвями прикрыла часть глиняного мавзолея. И теперь в день всеобщего поминовения киргизцы толпами собираются туда и, молясь, отдирают от своей одежды по небольшому лоскутку и привязывают к ветвям того дерева. Другие же в знак соболезнования вырывают у себя клочки волос и кладут к подножию ветлы.