– Ты что – дура? Хахаля раскошеливай, – засмеялась противно старуха. – Любил с горки кататься, люби и саночки возить. Или хахаля не помнишь, шалава? – уточнила на Рынькино молчание. – Ну так рожай и утопи, делов-то. Ладно, неси грошики, что есть. Потом доплатишь.
Дома хозяйка спросила с неподдельным любопытством, что велела делать знахарка.
– Примочки, – выдавила из себя Рынька.
– Из сцанок? И ходить не надо было, тратиться, я б тебе сама сказала – поссы утречком и приложи тряпочку. – А крапиву собачью не советовала? Может ее заварить?
И такая она была неожиданно участливая и неведащая, что творится, что Рынька разрыдалась и бросилась ей в ноги.
Хозяин, пряча глаза, все на Рыньку свалил: бес разок-то и попутал с этой прошмандовкой, уж так приставала, так приставала. А то и не от него ребенок. Точно! Не от него! Красная от злости хозяйка наоралась, наобзывалась и на дверь указала. И жалование накопленное из-под матраса не дала забрать.
Пошла Рынька в чем стояла. А куда? К теткам же двоюродным, никого больше у нее нету. Пару раз порывалась в сторону озерца или речушки – утопиться. Делов-то, раз никому она не нужна. Но не решалась и шла дальше. Утопиться всегда успеется. Хотя, зря идет, теткам до нее дела нет.
Что они скажут?
То же, что и хозяйка!
Захлебываясь слезами, Рынька шла дальше.
И вот почти дошла. Постояла на перекрестке и свернула к доброй тете Глаше. К Клавдии решила ни ногой. Может, тетя Глаша что-нибудь да придумает. Хотя что тут придумаешь? Сама Рынька понятия не имела, но вдруг взрослые больше знают… А Клавдия только наорет и выгонит, толку к ней ходить?
***
Под лай собак в потемках доковыляла Рынька до знакомого колодца, вон и калитка напротив. С трудом набрала ведро воды, попила, ноги обмыла. Никогда еще так не гудели. Но она раньше пешком никуда так далеко и не ходила. Живот настойчиво напоминал, что с обеда росинки маковой во рту не было. Но нельзя же людей беспокоить на ночь глядя! Лучше завтра с утра, точно спят. Рынька прошмыгнула во двор, хорошо, собаку на ночь не отвязали, и устроилась в закуточке дровяного сарая, благо бабье лето и тепло. Пожевала лебеду, чтоб нутро обмануть, и забылась тревожным сном.
Утром накрыло тоской, хотелось выть. Ну почему она во сне не померла? Что ей делать? Делать-то что?!
Тут тетя Глаша на крыльцо вышла. И запричитала-захлопотала. Какими судьбами и не хочет ли Катерина есть? Рынька обрадованно закивала.
– Уж не обессудь, что с вечера осталось, – поставила миску супа, подперла голову рукой и умильно смотрела, как Рынька глотает.
– А ты надолго к нам? – зевнул со сна тети Глаши муж.
Ложка замерла у рта испуганно. Рынька быстро, чтоб не объясняться, глотнула суп, от вареного лука ее замутило.
– Да ты часом не беременна? – у тетки вся умильность с лица сползла, она подозрительно уставилась на Рыньку.
Та зарыдала. Тетя Глаша заохала, муж ее с печи слез, подошел, смотрел он озадаченно.
– Ну ниче, – сказала тетка, как Рынька притихла, – Ну беда, в город можно, наняться, там точно возьмут, заработаешь, и на дитенка хватит. Ты суп-то доедай.
– Да, – убаюкивала ласковым голосом тетка, – в городе хорошо платят, вот туда и отправляйся…
Рынька суп через силу доела. И тете Глаше поверила. Вот что надо делать: идти в город наниматься. Там люди нужны, платят хорошо…
Очнулась на крыльце с копеечкой в кулаке. «На первое время». Услышала за спиной:
– Пропадет же.
– А нам она куда? Видел, сколько ест? Ох, горечко. А что ж делать.
Не поняла, о чем они, шагнула с крыльца, потом за калитку. Миновала колодец.
Господи, она даже не знает, где тот город и как там работу искать.
И радость от того, что есть решение пропала, вытеснил ее не просто страх, а ужас.
От правды никуда не денешься, тетя Глаша была ее последней надеждой. Цеплялась Рынька за эту надежду. И все. Больше нету надежды, пропала.
Очнулась – небольшой лесок уже позади, стоит она теперь у железной дороги. Они с мамой так путь срезали, когда от теток из гостей шли. Можно было в обход через переезд. А можно было напрямую по тропке через лесок и железку. И попасть на площадь, где обычно извозчики стояли, ярмарки проводились. Рынька вздрогнула – приближался поезд, товарняк, груженый углем. Завороженно, как и в детстве, смотрела она на стальную громадину, не в силах глаз оторвать от мелькающих больших колес. От грохота заложило уши, в ноздри ударил запах угля. Когда была маленькая, ее от громадины этой чуть ветром не сдувало, а сейчас просто трепало одежду и хлестало по щекам.
Поезд промчался, и Рынька вдруг поняла – вот она, легкая и быстрая смерть, что ж она, дура пропустила. Надо дождаться следующего. И она села на холодный и мокрый от утренней росы камень у тропинки. Мать бы не позволила – застудишься, а теперь все едино. Чтобы ни о чем не думать, Рынька в небо уставилась, на облака.