Я замер. Отдать клинок — всё равно что отдать половину души. Но правила есть правила.
— Хорошо, — кивнул я, расстегивая ножны. — Но если кто-то из твоих людей вдруг решит, что сегодня хороший день для предательства…
Я не договорил. Не нужно. Остальным своим воинам тоже кивнул, чтобы сдали мечи и кинжалы.
Видимо, те самые бояре и князья здорово нас боятся, раз ещё на подходе велели разоружить. Но боятся недостаточно, если позволили пройти в город. Мои подручные сами из себя представляли грозное оружие, так что можно сдать сталь, чтобы продвинуться дальше.
Колдун бледно улыбнулся:
— За нас не переживайте, господин Рюрикович. Сегодня умрёт ровно столько людей, сколько нужно царице. Но мы вас не тронем.
— Это кто ещё кого не тронет, — буркнул в ответ Ермак. — Мы сами кого хочешь затрогаем до смерти.
— Что? Это угроза? — тут же насторожился колдун.
— Всего лишь констатация факта, — вздохнул я и глянул на Ермака. — Хватит бахвалиться впустую. Про нас и так слишком много легенд сложено, чтобы ещё одну вешать.
— Как скажете, царь-батюшка, — тут же пошел на попятную приближённый. — Язык мой порой настолько долог, что пока до кончика мысль доберется — такого наболтать может… Вы уж не прикажите казнить — прикажите миловать!
— Картошку чистить поставлю, — буркнул я.
— С радостью! — тут же ответил Ермак. — Каждого голодающего накормлю! Ни одну сиротиночку голодной не оставлю!
— Ну и порядочки у царя-батюшки, — покачал головой колдун. — Слуги дерзкие, вон как царю отвечают…
— Есть слуга, а есть боевой товарищ и друг, — оборвал я его резко. — И вот таким позволено больше, чем иным слугам, которые вдруг вздумают критиковать отношения боевых сотоварищей!
Пришлось добавить в голос металла, чтобы слова прозвучали значимее. Прозвучало и в самом деле неплохо. От звуков моего голоса даже мои подручные склонили головы. Что уж говорить об остальных…
Колдун отступил на пару шагов, помедлил несколько секунд, а потом поклонился:
— Простите, Ваше Высочество. Служба и нервы… Я не имел в виду ничего такого…
— Храните оружие, я потом всё проверю лично! — сурово ответил я на подобный поклон.
Прошел мимо него походкой повелителя, знающего себе цену. Чуть позади шла Марфа Васильевна. Я почувствовал её лёгкое рукопожатие, словно она одобрила подобный разговор.
Колдун замер, будто в него воткнули осиновый кол. Его пальцы судорожно сжали посох, но поднять глаза он не осмелился. За спиной послышалось шарканье сапог — стража, еще секунду назад готовая разрядить в нас ружья, теперь стояла по струнке, уткнув взоры в землю.
— Ваше Высочество… — прошипел кто-то из офицеров, но я прошел мимо, не удостоив его даже взглядом.
Ермак шёл следом, широко ухмыляясь. Он обожал такие моменты.
— Ну что, господин, — прошептал он, — опять всех напугал?
— Не всех, — буркнул я. — Шуйские с Романовым и Бельским меня ещё не видели.
На входе за ворота Москвы нас ждали три больших автобуса. Похоже, что связь тут работала чётко, мы появились совсем недавно, а автобусы пригнали за пять минут. Внутри было сухо, пыльно и пахло бензином. Впрочем, для передвижения было нормально, а уж к запахам нам не привыкать.
По ходу движения каким-то образом просквозила информация, что автобусы везут Ивана Грозного. На третьем повороте прохожие встречали нас маханием рук и восторженными выкриками. Чем дальше, тем больше. По мере приближения к дворцу людей становилось больше, а радостные крики звучали громче.
Я иногда махал в окна, приветствуя собравшихся по обеим сторонам людей. Даже почувствовал себя какой-то эстрадной звездой, какую везли на многолюдный концерт.
— Простой люд тебя любит, Иван Васильевич, — сказала Марфа Васильевна, кивая на толпы людей.
— Да? А вот как ко мне относится «непростой люд»? — усмехнулся я в ответ.
— А это мы скоро узнаем.
Автобусы въехали на Красную площадь и остановились возле главных ворот.
Дальше пришлось двигаться пешком. И вот тут уже не было восторженных криков. Мы встречали настороженные взгляды, льстивые ухмылочки, поклоны. Всё это продолжалось до прохода в царский дворец.
Мы вошли в длинный коридор, освещённый тусклыми магическими светильниками. Стены обиты тёмным бархатом, на котором поблёскивали серебряные нити гербов. Здесь пахло воском, ладаном и чем-то ещё — чем-то старым, затхлым, как будто само здание пропиталось вековой ложью.
Впереди, у высоких дверей тронного зала, стояли ещё двое стражников. Но эти даже не попытались нас остановить — один лишь взгляд, и они расступились, словно невидимая сила отбросила их в стороны.