Не один о народе печётся Иосаф. Не один. В прошлом годе двух «амператоров» в округе поймали. Да и в посаде где подпа́льщиков он тихо искал к нему разные люди подходили. Были и видно что из искомых им. Но те всегда о деньгах разговор заводили. А откуда деньги у поручика? Оклад да полдеревни. Даже если всех крепостных продать, то и на задуманное не хватит. В общем никакой надежды не было. Пока по весне к нему тихо казачки вот эти не подкатили.
Иосаф воробей стреляный. Уже и на дыбе был и в солдатах ходил. Так что приглядывался проверял. И они к нему тоже. На той неделе удалось без свидетелей с Дмитром на Напрудной рыбку половить. А два дня назад его в этот дом пригласили.
Боязно. Но как же без риска такое дело заварить? Да и если подставит Дмитро, так Иоасафы в отказ уйдёт. Мол обманом в дом к старому знакомому заманили.
Всё это пронеслось в голове Батурина пока они шли по сумрачной лестнице на второй этаж. Потом он вошел в дубовую дверь следом за казаком. Оконный свет ударил в глаза. Он успел только стол и сидящий за ним силуэт различить.
– Дядько Федир, – приветствовал сидящего Дмитро, – ось офицер про кого говорили.
– Иди, Дмитро, – отпустил сидящий казака, – а ты проходь, сидай, говорить будемо.
Дмитро ушел. Поручик стал различать стоящий посреди комнаты стул и стол. Черты сидящего за столом на другом стуле тоже прояснились.
«Из старшины, войсковый или бунчужный товарищ наверно, – подумал Иоасаф, руки холёные, оружие дорогое, всё же бунчужный».
Страх у поручика быстро прошел. Сидевший явно был военный и казак. Имел он какой-то странный выговор. Может молдавский или польский. Но точно не немецкий. Это уже успокаивало. Оружие его сдать не просили. Слуховых окон в комнате глаза Иоасафа не нашли… Да и речи преставившийся Фёдором Фёдоровичем такие прелестные вёл, что за них бы на колесе пять раз разложили. Потому, если уж сразу не ушел, почему бы не поведать о том, что измыслил слободских на бунт поднять. И как Императрицу извести. Похвалился Батурин и тем, что и прошлым летом был готов, вот только с Петром Фёдоровичем они не поговорили. А так бы он давно был Московским губернатором был и справедливость в городе навел.
– Думаешь тоби буде краще пид Петром? – спросил «бунчужный товарищ».
– Так если сговоримся, то будет, – не уверено ответил поручик, – да и нет больше никого.
– Вирно мыслыш, – одобрил собеседник, – мы з ным поговорым.
У Иоасафа от души отлегло. Эта часть была самой трудной в его расчётах.
– Тилко це не едыный варыант, – сказал Фёдор Фёдорович и понизил голос, – коль з Петром не слодиться, за Иваном пидеш?
– Каким?
– Антоновичем, – тихо сказал «бунчужный».
– Он же…
– Живый.
Вот же новость. Или лжа? Хотя – какая разница. Оно вельми удобнее будет за мальцом.
– Так-то даже лучше, Фёдор Фёдорович.
– От и добре.
ШИРВАН. БАКИНСКОЕ ХАНСТВО. БАКУ. 5 октября 1752 г
– Плутонг, товьсь! – Иван Анучин негромко взбодрил стрелков.
После четырёх дней в море и после недружеского приёма в Дербенте, собраться с силами было не лишним.
Первого числа они вышли из Астрахани, направленные генерал-аншефом Салтыковым практической пароходной эскадрой «вернуть Петром Великим обретённые земли». Капитан-командор Кайзер, несмотря на волнение моря, в два дня их до Дербента довел. Там местность гористая и крепость удобная. Потому горцы не испугались, когда дымящие корабли у своих берегов увидели. Попытались пушками достать. Наши ответили. Били корабли дальше. Выстрелов было много. Так что город и крепость пострадали. Но, всё равно, когда измученные морской болезнью пехотинцы высадились в порт по ним начали местные абреки стрелять. Пришлось вразумлять местных залпами фузейными и картечью. Привезённые кирасиры к крепости бросок сделали. Ворота там заняли. Потом уже недолгим было делом её взять. Шах местный, когда силу увидел, сам цитадель сдал и присягу Елисавете Петровне принял. Он всего семнадцать лет как перестал быть русским вассалом. Вот почему нельзя было парламентёра выслать? Из-за глупой стычки десант каждого десятого потерял. В основном они в лазарете. Но, немало преданы там горам…
Подпоручик не сильно, впрочем, скорбел. Мало кого из погибших он знал лично. После возведения на Трон Елисаветы Петровны пребывал он гренадером в Лейб-Кампании. Потом Цесаревича Петра охранял. Его Итальянский дворец многому Ивана научил. Так что в Маастрихт Анучин уже сержантом Лейб-Гвардейским ушел. А это, пусть низший, но Табели о рангах чин! Вернулся уже фельдфебелем. И на офицерский чин сдал. Но, тут его с Цесаревичем и разлучили. Дали годовой отпуск в небольшое его поместье, а Петр Фёдорович уехал на Урал.