Темень за окном. Часа то два хоть поспать мне дали?
– Лин, который час?
Жена хмуро наводит лампу на свои часики «от Нартовых».
– Три часа с четвертью.
Встаю. Открываю дверь спальни.
За ней взволнованный мой кабинет секретарь Гудович и дежурный офицер.
– Государь, срочная депеша из Первопрестольной, – говорит поручик.
Беру конверт и распечатываю.
«Убиты Государыня Императрица и Князь-Супруг. В городе волнения.»
– Давно пришла?
– Четверть часа как, Ваше Императорское…
Какие в ночи волнения? Соцсетей ещё нет. Значит мятеж?
– Благодарю, поручик. Ступайте. Я сейчас подойду.
Служивый отдал честь и ушел в темноту.
Поворачиваюсь к Гудовичу.
– Андрей.
– Да ваше Императорское В…еличество.
Меня обжигает титулом. Но если телеграмма верна, то что уж теперь. Король умер – да здравствует Король!
– Тихо подними Берхгольца и обер-гофмаршала, или кто там сегодня вместо него, пусть без паники будят своих, да сам ступай бумаги готовить, на разный случай, и лишнего не шуметь!
Возвращаюсь к жене. Та взволнована.
– Петер… Что стряслось?
Сказано по-немецки. Она прекрасно говорит по-русски, но, когда волнуется, неизбежно переходит на родной язык.
Качаю головой.
– Ничего хорошего точно. Сообщается, что Императрица и Разумовский убиты в Москве. В городе бунт.
– О, Господи… А дети?
Хмуро качаю головой.
– Бог его знает, что с ними…
– Сведения точны?
Пожимаю плечами.
– Не знаю, любовь моя. Мы здесь, а Москва там.
– Может быть ошибка?
Кивок.
– Всё может.
Лина заходила из угла в угол.
– Петер. Теперь ты – Император. Выхода нет.
– А если ошибка?
– А если не ошибка, то нас с тобой убьют, а детей отнимут. Решайся. Иди в комнату связи. Я сейчас тоже подойду туда.
За окном пропел петух. В такую рань? Неважно.
Хотя нет. Надо караулы на усиление перевести. Нажимаю кнопку. Караулка на пару этажей ниже. Рихман по весне туда электро-звонок на своих батареях сделал. Звонит. Ещё и ещё звонок. «Аврал» он же «Свистать всех на верх». Топот пошел. Побеспокоившие петуха нас с семьёй в врасплох застать не успеют. Может опасаюсь зря. Полдома наверно разбудил. А без шума хотел.
Да-а. Хорошее начало хорошего дня, мать его.
Спешно натягиваю штаны и сапоги. Накидываю кафтан и камзол. Застёгиваюсь, уже спеша по коридору. Четвёрка усиленной охраны уже со мной. В «телеграфную» тут недалеко. Я позаботился, чтобы центр связи был рядом со спальней и моим кабинетом. Но, бережёного Бог бережет.
Вхожу. Мой голштинский генерал фон Брокдорф и мой генерал-адъютант Яковлев здесь. Заспанные. Похвально.
– Приветствую, господа офицеры. Какие сведения?
Господа офицеры щёлкнули каблуками и отдали честь.
– Государь!
Ловлю себя на мысли, что обращение «Государь» – самое точное и нейтральное в данной ситуации. Кто я? Государь-Наследник или Государь Император? Поди знай.
– Вы делали повторный запрос?
– Да, Государь, уже подтвердили сведения.
Так быстро? Впрочем, там всего пара слов, летящих со скоростью света.
– Какие ещё сообщения?
– Петербург молчит, спят все.
– Отправьте срочный сигнал разбудить командиров гвардейских полков, и генерал-прокурора Сената, хотя… последний же как раз в Москве, обер-полицмейстера и генерал-губернатора пусть будят, остальных штатских пока не надо.
– Есть, Ваше Императорское Величество!
Уже Величество. Быстро они определились. Мне бы ещё быть в том уверенным.
– Связи с Ново-Преображенским нет?
– Нет, Государь.
Плохо. У меня там конечно солдатская слобода вокруг, но больно ценные гости. Не хотелось бы ещё погореть на милосердии.
– Государь, телеграфируют из Ревеля…
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. 14 января 1753 года.
Ветка телеграфа дотянулась до Ревеля в прошлом году. На востоке он уже достал до Тулы. Тянут на Выборг, Ригу и Нижний Новгород. В Ярославле вроде есть уже связь. Дальше пока по старинке – курьеры едут. Они же дублируют важные сообщения. Но, им меж двух столиц три дня скакать.