— Вы — Марч? — Я кивнул. — Вы пунктуальны. — Откуда бы он ни был родом, акцент выдавал в нем в первую очередь жителя Бронкса.
Виктор Соссэ работал администратором здания — управляющим. Он жил в другом месте, его имя и телефон мне дали агенты-распорядители. Виктор и его команда обслуживали несколько домов в округе — дорогие жилые дома, два десятка лет назад переоборудованные из складов и заводов. Давным-давно — лет тридцать назад — в здании, где мы сейчас стояли, размещалась ткацкая фабрика. В более недавние времена — восемнадцатого ноября, когда «Хендрис» наводнили рок-звезды, — именно здесь провели день Дэвид и Рен. Дэвид запомнил адрес. Он рассказал, что квартира большая, с одной спальней, на четвертом этаже, но не знал ни номера, ни имени хозяина. Все это я надеялся выяснить с помощью Виктора.
Я подготовил байку: якобы восемнадцатого произошла авария, и я пытаюсь найти человека, который, возможно, все видел из окна квартиры на четвертом этаже. Виктор вежливо выслушал и кивнул; впрочем, не знаю, мне он поверил или моим пятидесяти долларам. Так или иначе, он улыбнулся и рассказал все, что я хотел знать.
Глава 3
Когда я вернулся домой, еще и трех не было, но уже темнело. На западе громоздились гряды серых туч, и солнце походило на пятно прошлогоднего снега. Я остановился в дверях квартиры. На спинке софы валялось длинное черное пальто, на кухонном столе красовались открытая бутылка тоника и бутылка водки, нож для чистки овощей и три четвертушки аккуратно разрезанного на четыре части лайма. На моем длинном дубовом столе лежала темно-синяя сумка «Келли». Я почувствовал запах «Шанель» и услышал шум воды в ванной. Клэр.
Мы начали снова встречаться примерно шесть месяцев назад, после долгого перерыва. Два года назад она решила, что наши отношения нельзя назвать здоровыми, что я не умею развлекаться, — и я не мог с ней спорить. С тех пор я вряд ли сильно изменился и, уж конечно, не к лучшему, так что, когда в июле прошлого года Клэр вдруг позвонила, оставалось предположить, что она пересмотрела свои взгляды на здоровье и развлечения.
В октябре я дал ей ключ. Так стало удобнее, но каждый раз, обнаруживая Клэр у себя, я испытывал легкий шок. Нельзя сказать, что она заявлялась без предупреждения. Клэр была в высшей степени деликатной гостьей, всегда сначала звонила и всегда приносила какие-нибудь мелочи: утром — апельсиновый сок и круассаны, днем — сыр и виноград, а вечером (если муж уезжал из города) — букет цветов, еду из индийского ресторана и сумку со всем, что необходимо на ночь. Дело было не в неожиданности, а в застарелом одиночестве. Я все никак не мог привыкнуть, что дома меня может ждать что-то еще, кроме тишины и пыли.
Я повесил пальто на вешалку, поместил туда же пальто Клэр и проверил автоответчик. Ничего — причем довольно давно. Дело Дэвида было первой новой работой за месяц, остальные братья и сестры не давали о себе знать уже года полтора. А немногочисленные знакомые, которые раньше время от времени позванивали, последнее время делали это гораздо реже — может быть, потому, что я редко перезванивал. Я прижал пальцы к вискам. Снова заболела голова. Я налил воды и выпил две таблетки аспирина. Посмотрел на длинный ряд окон и подумал, не пробежаться ли, но размышлениями дело и закончилось, потому что Клэр вышла из ванной.
Она надела мой махровый халат, мокрые белокурые волосы были распущены. В одной руке она держала полотенце, в другой — пустой стакан. Издали Клэр выглядела настоящей моделью: острый подбородок, прямой нос, красивой лепки скулы и озорной, как она выражалась, «вдовий пик» (волосы у нее на лбу росли треугольным выступом; Клэр утверждала, что это предвещает раннее вдовство), но вблизи впечатление менялось. Было что-то скептическое в изгибе бровей, что-то насмешливое в изгибе губ, и вообще ее лицо было слишком ироничное и умное.
— У тебя замечательный напор воды, — сказала она, — но шампунь лучше сменить. Я пользовалась этой зеленой гадостью в седьмом классе, и даже тогда она пахла, как цветы на похоронах. — Голос хрипловатый, душевный и всегда чуть-чуть насмешливый. Клэр поцеловала меня в губы — при ее росте ей даже не нужно было особо тянуться. У поцелуя было странное послевкусие: водка, тоник, лайм и зубная паста с фтором.
Она снова взялась за бутылки. Сосредоточенное лицо, как у часовщика или хирурга, экспериментаторский блеск в узких серых глазах. Резкие черты лица смягчились в рассеянном, угасающем свете, появившийся после душа румянец поблек. Завершив композицию долькой лайма и льдом из морозилки, она оглядела меня с головы до ног.