Вечером она готовила зелье, которое было необходимо принять во время церемонии наложения проклятия. Это сочетание трав закрепляло связь бренных слов с телом и душой. Безуспешно попытавшись отговорить юного любовника от глупой затеи, Тэа порылась в старинных книгах, лежащих на полке, и, задумчиво глядя, произнесла:
-Вот! Это то, что тебе нужно!
Хенрик смотрел на бутылочку настороженно, видя встревоженные глаза Тэи, окрашенные в загадочные синеватые оттенки, придававшие ей дополнительную загадочность.
Он отпил и ощутил вкус далеких альпийских трав, смешанный с мятно-медовым вкусом. Напиток был совсем не плох, и он отхлебнул еще. Приятный холодок стал разливаться по телу, даря расслабление и покой. «Совсем не похоже на проклятие» – подумал Хенрик.
-Ты уверен, Хенрик?
-Да!
-Тогда слушай внимательно.
Он смотрел, как ее губы выразительно движутся в такт странным словам благословенного проклятия. Он задумался на миг, почему решил подвергнуть себя такой экзекуции, но четкого ответа не было, в голову приходили лишь очертания далеких ощущений, которые он еще не постиг, чувств, от которых хотел отгородиться, страданий, которые он хотел пресечь. Он не желал льстивого благословения от лицемерных слуг бога, которое они выдавали за грязные монеты, беря их в свои дрожащие потные руки. Хенрик видел бесчинства священников, их двуличие, когда они с вожделением занимались блудом практически на глазах у прихожан, обманывая наивные сердца и вовлекая их в омут душевного стяжательства. Очи их были преданы проклятию настоящего Бога, который отринул их давно, они служили лишь его тени, платя индульгенции Сатане, поэтому их благословение не стоило ровным счетом ничего, будучи хуже проклятия.
Тэа не казалась ему лицемерной, она всегда была собой. Но он не хотел от нее слащавых слов, которые могли растаять в тумане зыбкой реальности. Он хотел нанести себе рану, которая зажив, даст ему защиту от будущих уколов судьбы. Тогда она даже не догадывался, какая рана ему будет нанесена чуть позже.
-Хенрик Вальдеке, юноша из Грюнвальда, я проклинаю тебя и твою душу, и да разверзнется твердь, чтобы засвидетельствовать мои слова, потому что я, Тэодора Ульрих, видящая тонкие миры, хочу этого, беря силы, которые превыше меня, во свидетели, и да будет так!
Он смотрел на нее, не мигая, пытаясь уловить каждый ее взмах руки, каждое движение глаз. Он смотрел на ее губы, как они выразительно двигались в такт ее словам. И хотя дальше следовал поток непонятной ему речи на древнем и ужасном для слуха языке их предков – диких и необузданных германцев, подчинивших своей воле сильных противников и покусившихся на то, что выше, разгневав богов.
Эти розовые пухлые губы манили своим цветом страсти. Глаза увлекали в пучину страсти.
Он снова поймал себя на мысли, как много Тэа стала значить для него. И раньше он тянулся к ней, как к единственному человеку, который понимал его, а теперь она стала кем-то большим, важным, частью его самого.
Пьедестал, который Хенрик воздвиг Тэе, не позволял ему заглянуть в ее глаза, где поселилась пустота. Она по-прежнему гладила его, что доставляло ему блаженство, он по-прежнему ласкал ее тело, которое живо откликалось на ласки, но он не заметил того, что прежних ощущений она уже не получала. В то же время, Хенрик утопал в любви, купаясь в волнах поднятой им же самим страсти.
Чувства Тэи выгорели очень быстро. Она всегда жила своими эмоциями, одновременно считая себя мудрой. И если бы не Хенрик, и не его подьем чувств, она бы легко избавилась от навязчивого любовника, как делала раньше. Не со злости она так поступала, а потому, что ориентировалась на ощущения, которые в какой-то момент говорили ей, что сосуд любви ее пуст и его уже не наполнить ничем, потому что она при всей своей сведущести не знала, как вернуть поток в пересохший источник. Оставалось лишь одно: двигаться к новому ключу, который бы наполнил ее ладони свежими красками вожделенных ощущений.
Солнечные дни не хотели заканчиваться. Хенрик словно попал в вечное лето вне времени, унесенный собственными чувствами, дрейфовавшими вне бренного пространства вокруг. Он окунулся в любовь, которая создавала его из тонких нитей хрупких эмоций, управлявших им через ее взгляды, мелодию голоса, запах ее тела, золото ее волос. Он превратился в пленника одного мига, короткого и бесконечного.
Она стала его притяжением, его магнитом и опорой в мире из сумасшедших красок, пульсирующих в его крови цветом страсти.