Кот, опустошивший миску со скоростью опытного землекопа, хмуро покосился на хозяина и даже открыл было пасть, но решил ограничиться выразительным мяуканьем. Звучало это так, что было понятным и без слов.
– Да, да, – рассеянно покачал головой алхимик. – Действительно, спасибо уж и на том, что ты пожалел мои седины и не стал воевать в полную силу. Но что же нам делать, Симплицимус? Ведь этот эликсир, помимо всех его чудесных свойств, имеет главное...
«Ну-ка, ну-ка, удиви», – читалось во взгляде рыжего кота.
– Теперь, о мой четверолапый коллега, нам, а более всего – тебе, суждено прожить невероятно долгую жизнь. И было бы ужасной глупостью потратить эти столетия, а то и больше, на корпение над очередными рассыпающимися в руках томами. Не лучше ли поступить, подобно странствующим рыцарям прошлого? Ведь Сфинкс был создан для того, чтобы защищать от зла. Чем же хуже ты, Тимотеус Симплицимус?
– Мя?
Глаза кота стали похожи на плошки. В них явно читалось: хозяин, ты спятил, а как же моя миска? как же наше тёплое, пусть и мрачное жилище? а куриные потрошки? как быть с потрошками-то?
– Миску мы, пожалуй, прихватим с собой, – успокоил его хозяин. – И потом, ведь я не собираюсь бросать лабораторию или отдавать какому-нибудь лавочнику, который сделает здесь кладовую для своих товаров. Нет, этому не бывать! Но подумай сам, Тимотеус – как будет славно красться темными ночами по крышам и переулкам, выслеживая зло, которое скрежещет своими...
«Хозяин, ты точно спятил», – кот повалился на бок и притворился мёртвым.
– Скрежещет своими... своими... – алхимик обречённо махнул рукой и вздохнул. – В общем, Тимотеус Симплицимус, нам с тобой не суждено отлёживать бока, ибо теперь ты перестал быть простым котом и стал, не побоюсь этого слова, истинным кошангелом!
Кот подёргал ухом и решил, что мёртвым быть скучно. Он сел, потом снова напыжился и выпустил крылья. Неуклюже взмахнул ими и поднялся под потолок, где и принялся носиться кругами, с каждой минутой все увереннее и увереннее набирая скорость.
– Вот так и рождаются ангелы, – пробормотал алхимик.
* * *
– Надо же, какая история, – сказала Наталья, когда профессор Немчинов замолчал и отхлебнул чая, аккуратно помешивая в стакане ложечкой. – Я сразу поверила.
– Вам бы сказки сочинять, – с уважением заметила проводница. Профессор Немчинов вздохнул и развёл руками.
– Ну почему сразу – сказки? Я, конечно, понимаю, что история моя в некоторых своих моментах может показаться немного странной. Однако это чистая правда. Вот и Тимофей может подтвердить.
– Нет, вы точно нас разыгрываете! Крылатый кот – где ж такое видано? – засмеялась Марина. Она посмотрела на часы и вскочила:
– Ёлки-палки, мне же нужно ведомость заполнить! Кстати, тут у нас сложный участок пути, вроде и полотно лежит новое, а все равно постоянно колотит. Так что приготовьтесь, и с кипятком аккуратнее, может потрясти немножко...
Женщина одёрнула юбку и взялась за ручку купейной двери. И в эту секунду кот Тимофей громко и резко зашипел, вздыбив шерсть. Из его боков вырвались длинные рыжие крылья, которые, казалось, заполнили все пространство небольшого купе.
– Что это? – вскрикнула Наташа. Дети заверещали от восторга.
– Тимофей! – не своим голосом крикнул Немчинов. – Я...
Бесконечная секунда растянулась, будто резиновая, когда вагон встал на дыбы. Люди, сумки и чемоданы полетели с полок, завизжало рвущееся железо. Стеклянное крошево из окон брызнуло, словно порыв метели. Проводницу Марину выкинуло в перекосившуюся дверь, за которой не было коридора – только лохмотья вагонной обшивки.
Рыжие крылья заслонили своими перьями день, и весь мир погас.
В серой уютной мгле не было ни верха, ни низа, никаких сторон и направлений. Только бесконечный, струящийся отовсюду полусвет, неяркий, без источника.
Алхимик Михал Немец открыл глаза. Точнее, хотел открыть, но понял, что никаких глаз у него нет, однако он видит все, будто распластан по поверхности какого-то прозрачного шара и смотрит сразу во все стороны.
– Опять, – сказал он. Рта у него тоже не было, и голос, а вернее, мысль, разносился повсюду безмолвно и одновременно – громогласно. «Опять», – согласился кто-то рядом.
– Тимотеус? – спросил Михал.
«Мяу», – ответил кто-то ему сразу со всех сторон.
– Что приключилось на сей раз?
Картина, вспыхнувшая на мгновение, поразила Немца своей мешаниной. Груда вагонов, нагромоздившихся друг на друга под откосом железнодорожного пути. Всполохи сиреневых мигалок и суетящиеся люди, словно муравьи облепившие разорванные вагоны. Неподвижные тела...