Магазинчик нашёлся тут же, неподалёку от аэровокзала. Как и ожидалось, там торговали всякой аутентикой — рижский бальзам каких-то немыслимых видов, штучки из янтаря и дерева, кожаные браслеты и заколки. Нашёлся здесь и свитер — яркий шерстяной с вышивкой, с длиннющими рукавами и огромным воротом. Расплатившись, Маргошка тут же в него влезла. Рукава как раз, если их потянуть, закрывали пальцы рук. Так что в перчатках необходимости не будет. Забыв по молодости несколько пар в такси, в гостях, и ещё Бог знает где, Марго теперь решала эту проблему вот таким вот способом с помощью рукавов свитеров. Кстати, зонтики тоже больше не покупались. В ливень она не гуляла или передвигалась в машине, а обычный дождик приносил удовольствие и зонтик был бы лишним..
Проходя мимо огромного стеклянного фасада аэропорта Она оглядела себя, повертелась и осталась вполне довольна отражением. Теперь нужно было добраться до взморья… Остановка такси? Точно! Она поедет к морю на такси.
Какие-то полчаса и Маргоша уже выходила из авто в Юрмале. День был серым, но именно такую погоду она любила. Причина крылась то ли в Питерском детстве, то ли в спрятанной давно и глубоко меланхолии. Марго шла по деревянному настилу вдоль моря и вдыхала соленый и такой похожий на Ленинградский, из детства, воздух. Она то и дело щурилась от мелкого дождя и, закинув вверх голову, пыталась рассмотреть огромные раскачивающиеся на ветру верхушки сосен. Эта погода и это настроение, а главное — незапланированность этой встречи со взморьем, накрывали душу давно уже позабытым ощущением. Это было сочетание необычайного удовольствия и, почему-то, горечи. Так бывает, когда нас снова настигает любовь, мы чувствуем эту пьянящую и такую болезненную смесь. И сейчас если бы кому-то пришло в голову переложить на ноты то, что чувствовала Марго, наверное, получилась бы неплохая джазовая композиция.
Это сегодняшнее одиночество, нет, скорее, избранность, не ощущавшаяся уже много-много лет в приспособленной для жизни и такой удобной Америке, поднимала в душе женщины какие-то забытые пласты. Это ощущение ещё не успело оформиться в мысли, в воспоминания, как Маргошкин взгляд поймал слегка различимую фигуру на другом конце пляжа. По настилу навстречу ей шёл высокий худощавый мужчина. Ветер развевал полы его длинного плаща. К нему то подбегала, то уносилась прочь некрупная собака. Пёс с лаем скакал по пляжу, гоняя чаек. Изредка мужчина подзывал питомца, садился на корточки и что- то говорил ему, а потом пёс снова уносился прочь.
В Маргошиной семье всегда держали доберманов. Дед считал их единственной породой. Все остальные и собаками-то, по его мнению, не были. Не говоря уж о мелких породах. Тут дед был категоричен — игрушки, а не собаки. Марго улыбнулась. Дед, известный хирург, уважаемый в медицинской среде человек, прошедший войну от Киева до Берлина, в собачьих вопросах был уморителен — Он на полном серьезе мог пенять их псу Сальту за то, что тот подошёл поздороваться на прогулке к какому-то спаниелю.
Мужчина с собакой поравнялся с Марго. Пёс подошёл к ней вплотную и подняв кудлатую морду, стал обнюхивать. Марго помнила ещё с детства, как раздражало хозяев панибратское общение чужих с их питомцами. Гладить чужих собак в среде собачников считалось дурным тоном. Вот она и не гладила их никогда. Марго смотрела на пса — она не знала названия породы, средняя собака, с квадратной мордой и жесткой шерстью.
Ну вот и все пожалуй. Марго перевела взгляд на хозяина. Но тот уже прошёл мимо, и разглядеть его лица женщине не удалось. Мужчина позвал собаку, и пес послушно посеменил следом. Марго натянула на подбородок ворот свитера, поправила висевшую на плече сумку и побрела дальше. Она шла медленно, подставляя лицо соленому ветру и наслаждаясь отсутствующим в планах, днём. Ветер гнал волну. Сеялся мелкий дождь. Было слышно как трещат, раскачиваясь на ветру, корабельные сосны. Вдруг в один момент ей стало жарко. Появилось ощущение будто ей в спину прямо промеж лопаток что-то воткнули. Марго оглянулась — мужчина смотрел ей в след. Поймав её взгляд, он сделал вид что зовёт пса, отвернулся и пошёл прочь. Марго ещё немного постояла. Потом повела плечами, повертела головой, стряхивая мелкие капельки воды с волос и тоже продолжила свой путь. Эти светло-рыжие, прямо тициановского оттенка волосы, не давали покоя никому. Копна кудряшек всегда была Маргошкиной гордостью. Но в Америке она постриглась. Опять же ради удобства.