— А как же мы будем играть, если деревья? Тут, во дворе, только три берёзы и сирень.
— Ты, Витька, поперёшный, — сказала Нат. Она слышала однажды, как мать Вити назвала его этим словом. — Вечно ты поперёк другим выдумываешь. Ведь игра же. Будто что деревья. Будто что. Понял?
— А звери?
— А звери мы будем сами. Я буду охотник, а вы — звери. Нет, я буду и ещё Шурка — охотники. А вы…
— Нет, я зверем не буду… Ц, но! Поехали! — Витя воображаемой нагайкой огрел своего «коня».
— Мне тоже нельзя, — сказал Боря. — У меня штаны…
Они долго спорили, но в конце концов всё-таки договорились, что охотниками будут Нат и Шурка. Витя. согласился стать медведем: ведь медведя называют хозяином тайги! Борю уговорили превратиться в собаку. Без собаки охотникам никак нельзя. А быть собакой даже очень хорошо: она нигде не прячется, только ищет зверей и лает. Юрчику поручили стать рысью. А Соне пришлось назваться лисицей.
«Охотники» и «собака» пошли на две минуты в дом. «Звери» за это время должны были разбежаться по «тайге» и спрятаться.
«Тайгой» был двор, широкий и длинный. Слева от ворот стоял дом, за ним росла сирень, потом берёзы и снова сирень. От ворот справа тянулись грядки, а по краю — малинник. За грядками был сарай, а за сараем опять грядки и ещё сирень.
Через две минуты «охотники» вышли из дома. Нат была с луком и стрелами, а Шурка тащила «ружьё» — палку от половой щётки. «Собака» громко лаяла.
— Ищи, — приказала ей Нат.
Бойко подпрыгивая, Боря понёсся за сарай. Он облаял кусты сирени, но никого там не нашёл. Подумав, он помчался в малинник.
— Ты с той стороны заходи, а я с этой, — шепнула Нат Шурке. — И если медведь, не бойся — стреляй.
— Вав, вав!!! — раздалось в кустах, послышалось грозное урчанье, и, выскочив из своей берлоги, «медведь» побежал за сарай.
— Бу-ух! — закричала Шурка. — Чего же ты не падаешь?
Нат выстрелила из лука и промахнулась: стрелы были без наконечников, лёгкие, они летели плохо, а «медведь» бежал очень быстро.
— Витька, ты почему на двух ногах бежишь? Ты на четырёх должен.
— Да! А Борьке можно на двух! Ишь вы какие…
— Так ведь у Бори же штаны новые!.. Давай снова. Это не в счёт. Мы за тобой после придём.
И, кликнув «собаку», Нат направилась к берёзам. Там, по её предположениям, обитал страшный таёжный зверь — рысь.
Нат приближалась к рысьему логову, как настоящий охотник. Она не пошла напрямик, а, прижимаясь к стене дома и пригибаясь, прячась за кустами сирени, подкрадывалась осторожно, медленно. Шурка пробиралась за ней, держа «ружьё» наготове. А «собака» помчалась напрямик.
И тут произошло неожиданное.
Только Боря подскочил к дереву и принялся облаивать «рысь», прицепившуюся к берёзе за сучок, метрах в двух от земли, как та сорвалась и упала прямо на него.
Нат закричала боевое «э-ге-эй!», выпустила в «рысь» стрелу, и сама, как стрела, полетела к берёзам.
Юрка, потирая ушибленную ногу, виновато ухмылялся. А Боря сидел на земле и сквозь слёзы ворчал:
— Совсем не по правилам. Не буду я больше собакой. Сами будьте. Вот уйду сейчас домой.
Нату сначала стало жалко его, но когда он сказал, что уйдёт домой, жалость исчезла.
— Ну и уходи. Пожалуйста… Уходи! Ну!
— И уйду, — сказал Боря и с видом оскорблённого зашагал к воротам. Постояв там с минуту, он грустно засвистел и поплёлся домой.
Охота продолжалась. «Рысь» срочно превратили в «собаку». Она бросилась по следам «медведя» и моментально обнаружила его. Опять в малиннике раздались лай, урчанье, началась возня, и вдруг прозвучал голос Юрчика:
— А что он кусается! Это я собака, а не он. А он кусается.
Нат кинулась было туда, чтобы навести порядок, но в это время из кустов сирени донеслось:
— А за лисицей-то вы когда будете гоняться?
Это волновалась Соня, которой от безделья стало скучно. Охота расстраивалась. Это злило Ната. В несколько прыжков она очутилась около сирени и, сильно натянув тетиву, пустила стрелу в красное платьице. Это было совсем не больно, но «лисица» обиделась. Она за сопела и, цепляясь платьем за сучки и ветви, стала поспешно выбираться из своей норы. А расходившаяся Нат уже снова натягивала тетиву.
— Зачем ещё-то? Ведь я уже застреленная! — запротестовала Соня, но было поздно: вторая стрела ударилась в её грудь.
У Сони скривились губы, и по щекам побежали слезинки.
— Нюня, — презрительно сказала Нат. Ей было стыдно за то, что она обидела толстушку, и всё же Нат повторила назло: — Нюня!