Мужчина обладает грузной фигурой с внушительным животом, но костюм сидит на нем безукоризненно. Сразу видно, что не покупали в бутике, а шили по фигуре, на заказ. Дорогой галстук в светло- стальных тонах идеально контрастирует с белоснежной рубашкой и темным пиджаком, наверняка стоящим несколько месячных зарплат обслуги этого заведения.
На столике перед ним початая бутылка дорогого коньяка и две рюмки при ней. Одна пустая, а содержимое второй уже на три четверти перекочевало в его собственный желудок.
– Найс дей, Грек – приветствую его я, одной рукой опираясь на спинку кожаного дивана, а второй сжимая за талию Анжелу.
– Уж полночь близится, а Германа все нет – театрально растягивая слова, отвечает мне Грек.
– А вот и нет. Как видишь, я пунктуален. На часы посмотри.
– Да вижу, вижу – бурчит Грек. – Садись уже.
Взгляд мужчины перемещается с меня на девушку. Спокойный такой, но не без мужского интереса. А еще – слегка презрительный, как будто дающий понять – он знает, кто она и в каком качестве тут оказалась.
– Что, новую зверушку завел? – спрашивает он, обращаясь ко мне, подчеркнуто игнорируя спутницу, намекая на то, что разговор не для посторонних ушей.
– Малыш, пойди, прогуляйся в общий зал. – Говорю я Анжеле. – Закажи себе что-нибудь. Расслабься. А нам надо поговорить.
Девушка на мгновение недовольно поджимает губы: мол, отсылают, как надоевшую левретку, но тут же подавляет эту эмоцию, и, натянув на лицо привычную бесстрастную маску, молча выходит, задрав голову кверху и огибая нас с Греком походкой королевы.
– Если честно, я от нее начал уже немного уставать. – говорю я, когда мы остаемся одни – Слишком капризная и ревнивая. Хотя не стану отрицать, эта девочка – лучшее из того, что я имел за два…нет, за три последних года. И таланты у нее не только в постели. Не поверишь – она писатель. Пишет женские романы. Говорит, Анжелика, ну та, что в старом кино – нервно курит в сторонке.
Раздается короткий смешок.
– Сам–то хоть читал?
– Неа. Как там говорят: умные люди не читают гламур, они его издают. И вообще, ты ж меня знаешь. Я не по этим делам. Маман была филологом советской еще закалки. И привила мне хороший вкус. Ладно, ближе к делу. Ты–то сам как. Что за проблемы?
– Есть у меня одна проблема. На юге. И растет как на дрожжах. Зовут ее Давид. Он мне должен, как земля колхозу. Так, кажется, говорили в моем детстве. А отдавать, сука, не хочет.
– Ну, так разберись. Что мне тебя, учить, что ли.
– Вот за этим я тебя и позвал...
– Ты извини, но я вроде как на пенсии. Кулаками больше не машу. Бизнес легальный. Адвокатская лицензия, все дела. Зачем мне твое дерьмо опять разгребать? Пошли кого–нибудь другого.
– Так посылал. Лысого и Жеку. Помнишь Жеку? Так вот, когда мы его нашли, пришлось то, что осталось, собирать в контейнеры для льда. Шесть мать их штук контейнеров. А Мишку Астафьева так вообще разносчик пиццы принес в коробке прямо под дверь. Представляешь – в подарочной упаковке, ленточка, все дела. А внутри – член, ухо и язык. Меня потом мои парни спрашивали: а с "этим" что делать?
Я им:
– Вы Мишу знали? Кивают.
– Хороший был человек?
– Да, говорят.
– Ну, тогда похороните – отвечаю. – Такие дела, брат.
Пока я разливаю коньяк по рюмкам, Грек изучающе пялится на меня. Я, как будто читаю его мысли: «Постарел, конечно. Вон, заметная горизонтальная морщина по всей ширине лба залегла. Седины в висках заметно прибавилось. Но все еще в форме. Видно, что следит за собой, со спортзалом дружит. А что такое пивной живот, отродясь не слыхал. Сколько ему? Кажется, нет еще и сорока. Смотришь на него – вроде и расслаблен, а все равно глаза цепкие, прошивающие насквозь. Оценивающие собеседника, как на базаре – до самой глубины банковского счета. Такой своего не упустит. Но именно такой сейчас мне и нужен».
– Плачу сверху 20 процентов, – говорит вдруг Грек.
Повисла пауза, во время которой он успел затянуться.
– Тридцать – отвечаю ему в тон, провожая взглядом колечко дыма. – И да, Грек – только по старой памяти.
– А ты, смотрю, хватки не потерял. Хоть и говоришь – на пенсии. Ладно, пускай это и грабеж в чистом виде, но...резко выдыхает и протягивает мне ладонь – по рукам!
– Дааа...видать, много тебе задолжал твой Давид, если ты со своей фирменной жадностью так быстро согласился. – хохотнул я, отвечая на рукопожатие.