Последний раз они виделись с Вивианой на ее восемнадцатилетие. Она уже тогда готова была повиснуть ему на шею – только волю дай. Ее свежее юное лицо буквально сияло от счастья в обрамлении растрепанных прядей золотистых волос, а подол короткой юбки то и дело задирали кверху порывы морского ветра. Такой она запомнилась Херману в тот раз. А сейчас она, наверное, выглядит еще краше. Ведь, к ее услугам лучшие салоны красоты и самые модные бутики. Интересно, ее тоже выдают замуж против воли, или она по старой памяти, испытывает к нему чувства? Мелкой она бегала за Херманом хвостиком и частенько умудрялась проникать в его спальню даже ночью, оставаясь там до самого утра и как вор, прокрадываясь ранним утром обратно к себе, пока не видят старшие. Ладно, что-нибудь придумаем. Как-то оно будет.
С этими мыслями Херман выходит из кабинета отца. Впереди его ждет дорога в аэропорт и перелет в Мадрид. Там ему предстоит несколько скучных до зевоты деловых встреч, ну а потом – adiós, Испания, встречай, Россия.
Друзья! Если понравилось - жду комментариев и лайков) Будьте первым!
Глава 1. Рита
Я узнаю его в толпе сразу. Его выдает не острый запах денег, хотя и он тоже. Его выдает все, буквально все: дорогая одежда, взгляд, разворот плеч, и то, что он явно не знает, сколько стоит проезд на метро и не сильно разбирается в ценах на продукты в ближайшем супермаркете. В нем есть какая-то спокойная сила и уверенность в себе. Он завораживает и не отпускает, гипнотизируя, словно удав маленького пушистого кролика. И кролик в этой паре – я. Тотчас приходит осознание, что он на меня смотрит так же пристально, как и я на него.
— Маргарита! — голос подруги возвращает меня в реальность. Отмираю, делая вид, что не пропустила ни слова из тирады, которая только что влетела в одно мое ухо, и благополучно вылетела из другого
— Рита, у тебя опять глаза на мокром месте. Перестань страдать из-за него, он того не стоит. Давай лучше оторвемся, как следует. Мы вообще зачем сюда пришли?
Подруга слегка раздражена, как будто ей приходится в сотый раз объяснять прописные истины маленькому ребенку.
— Фима, ты же знаешь мой характер. Я слишком впечатлительная. Наверное, мне нужно быть сдержаннее, но я не могу. Не получается. Правильно говорят: от характера не лечат. Я слишком расстроена из-за Макса.
— Господи, Рита! Ну, сколько можно! Что ты заладила одно и то же, словно говорящий попугай. Макс то, Макс се... Да провались он к черту, этот Макс! Выкинь ты из головы этого типа.
Вздыхаю, соглашаясь с правотой подруги. Только все равно ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Мне слишком тяжело дались последние месяцы. Разрыв с Максом, взаимные обвинения, переезд из его квартиры обратно домой. Слезы и бессонные ночи, когда мой мозг прокручивал у меня перед глазами историю наших отношений, словно фильм, смонтированный в обратном порядке — от конца к началу.
Я все не могла понять, когда, когда Макс изменился и стал таким, что я перестала узнавать его, того прежнего Макса — парня, с которым у нас случилась первая настоящая любовь. Это были прекрасные два года. Мы вместе ездили в походы на природу, шатались летними ночами в обнимку по пустым улицам, целовались на лавочке во дворе, коротали зимние вечера под большим и теплым бабушкиным пледом на диване за просмотром его любимых фильмов. Я даже научила его готовить фаршированные перцы — любимое мамино блюдо.
Можно и не говорить, что мы были близки физически. Это произошло так естественно, само собой, без какой-то зажатости или стеснения. Тем более что к тому моменту ни он, ни я уже не были девственниками. Я училась на третьем курсе филфака, а он оканчивал свою журналистику. Жизнь была прекрасна, и казалось, так будет всегда.
Все закончилось в один день. Когда он пришел поздно вечером, гораздо позже обычного, — а мы тогда уже давно съехались, — и долго-долго молчал. Потом мялся, жался, порывался что-то мне сказать, начинал, потом умолкал; и так продолжалось до тех пор, пока я не выдержала, и, напряженно уставившись ему прямо в лицо, требовательно не произнесла:
— Ну?! Выкладывай уже.
— Марго, нам надо расстаться. — Голос у него упавший и тихий, но одновременно и твердый, как будто он наконец решился высказать то, что давно назрело, но для чего никак не находилось ни подходящих обстоятельств, ни смелости. И сказав это, он как будто гору сбросил с плеч. Взгляд перестал быть таким потерянным, осанка поправилась, сжатые в кулаки ладони расслабились.