В госпитале был новогодний концерт самодеятельности. Всем очень понравилось. А также и праздничный ужин. К нам, в госпиталь, приехал какой-то тип из горкома партии. Говорил вроде бы банальные вещи, но слушать было интересно. А под конец товарищ вообще отчебучил. Он точно свой талант конферансье закопал!
Начал он с того, что сейчас в госпитале находится на излечении гордость советской авиации и вообще всей Красной Армии.
Все, и я в том числе, закрутили головами. Интересно кто это? Я только Покрышкина да Кожедуба помню. Но тем вроде как рано ещё…
Потом рассказал, как эта отважная девушка пробиралась по тылам врага, убивая врагов пачками.
Это он про меня рассказывает что-ли? Всего-то троих.
А потом эта отважная героиня проникла на аэродром и угнала вражеский самолет. И, разумеется, валя врага полками и дивизиями и вгоняя его в страх и ужас!
Во врёт то как! Не было ж ничего такого. И аэродром был наш, брошенный…
А недавно это героиня выманила двух вражеских асов и завела их в засаду. Где им и пришел заслуженный конец за все их злодеяния! Правда героиня была немножко ранена и попала в наш госпиталь. Но Советская страна по достоинству оценивает заслуги её защитников, и её руководство во главе с товарищем Сталиным и, при посредничестве его, недостойного, награждает её, героиню, орденом Красной звезды!
Да ну, это не меня точно. Интересно будет познакомиться с девчонкой. Почти всё, как у меня. Только намного героичнее. Не то что у меня…
— И так! Разрешите пригласить на сцену эту отважную девушку, настоящую героиню, старшего сержанта…
Точно не я… Кручу головой. Интересно, кто она?
— СТИРЛЕЦ МАРИЮ ИОСИФОВНУ! ЗНАМЕНИТУЮ МАШУ-РЫЖИКА!!!
Не может быть… Это он меня что-ли? Но я ж сержант всего…
Гром аплодисментов был ему наградой!
Все оборачивались и смотрели на меня. А я сидела и боялась пошевелиться. Это неправда! Это розыгрыш наверно! Не пойду позориться!
— Мария Иосифовна, ну что же вы? Мы ждём Вас!
Меня стали все пихать и всё же вытолкнули на сцену.
Я стояла в полуоборочном состоянии. Господи, за что меня так позорить то сейчас будут? Я ж не сделала ничего…
Дядька кинулся радостно жать мне руки. Зал опять взорвался аплодисментами.
— Разрешите Вас поздравить…
— Простите, но это ошибка! Я сержант, не старший…
— Никакой ошибки! Вам присвоено звание старшего сержанта! Итак, разрешите поздравить и вручить заслуженную награду!
И сует мне в руки коробочку и грамоту.
Точно мне…
Голос куда-то пропал…
— Служу Советскому Союзу… — прохрипела.
Всё равно не слышно ничего из-за аплодисментов…
… Наконец-то меня выписывают! Прошла медкомиссию. Меня хотели списать по возрасту. Уговорила их кое-как. И то, опять газета мне помогла. На этот раз уже местная. Приезжали в госпиталь два корреспондента, для фотографирования заставили меня надеть форму с наградами. Но я отказалась наотрез фотографироваться лохматой. Повезли к лучшему городскому мастеру. Что интересно, тоже еврею! Постриг он, конечно, шикарно! Но с меня денег не взял. Может газетчики ему всё оплатили?
Короче, статья вышла. Как всегда, правды в ней мало. В основном вольное сочинение на тему… Но героическое…
Выписали меня короче. Годна без ограничений после отпуска. Месяц дали…
А поеду-ка я к бабушке! Полк опять на переформировании. Как раз успею вернуться…
Саратов встретил меня снегом и военным патрулем.
Вижу, молоденький лейтенант хочет продолжить знакомство и тянет время. Не отдает документы. Напомнила ему, что я вообще-то только что из госпиталя, а на улице мороз. Могу простыть и заболеть. Отвязался, слава богу…
Иду по городу, глазею по сторонам. Неплохой городок. Мне он нравится. Где-то здесь росла и училась Маша… Наверняка друзья и подружки есть. Я же их не помню, точнее не знаю. Машина память у меня не сохранилась.
…Вот это номер! Пришла, не думая вообще. На автопилоте. Я ж просто шла, гуляла можно сказать. И пришла… Похоже, вон тот дом бабушки Маши. Наверное сработала память тела. Читал я раньше про такое… Стою, думаю, как же приподнести явление Маши бабушке. Я писала ей из госпиталя, но не сообщила, что приеду.
— Товарищ военный, вы кого-то ищете? — со спины слышится женский голос.
Оборачиваюсь. Стоит старушка пониже меня, в старинном пальто и вязанном платке. В руках какая-то кошёлка.
Выражение ее лица меняется с любопытного на удивлённое. Она роняет кошёлку и прикрывает рот руками.
А лицо-то знакомое… Папа на нее похож… Был…