- И что потом? Посадите меня в клетку и будете возить по Китаю? Или закуете в кандалы и заставите работать?
- Генри! - проникновенно воскликнула девушка. - Все будет наоборот - ты получишь прекрасную лабораторию и свободу творчества, немыслимую в твоем заплесневевшем католическом мире! Поверь мне, у нынешней Европы нет никакого будущего! Христианская мораль, стиснутая догматами веры, себя давно изжила. Новый расцвет цивилизации придет с более терпимого Востока. И ты еще будешь гордиться, что с твоей помощью будет принесен свет Свободы в Европу! Мы отринем древние запреты и построим новое общество, которое возьмет все лучшее и с востока, и с запада. Общество свободы и равных возможностей...
- Ты желаешь, чтобы все, что я сделал, послужило для поражения моей страны в войне? Никогда! - слишком пафосная речь предательницы вызвала неконтролируемый взрыв возмущения у ее слушателя.
Все, перенесенное Хиннеганом за последнее время и, особенно, за этот злополучный день, привело к переполнению "плотины" его сознания. Слова Кэт стали последней каплей. Уже плохо соображая, что и зачем он делает, Генри схватил стоявший в углу колышек, к которому, обычно, привязывали веревку для сушки белья и с никогда прежде не ведомой ему злостью ткнул им изо всех сил в живот совершенно не ожидавшей от него такой реакции девушки.
Кэт застыла, переводя ставшие огромными глаза с Хиннегана на торчащий у нее из живота заостренный деревянный прутик, по которому уже стекала тоненькая струйка крови. Потом попыталась поднять руку с револьвером, но уронила оружие и с жалобным всхлипом стала оседать на пол.
Генри, осознав, что он сделал, дико закричал, вцепившись в собственные волосы дрожащими пальцами. Затем, не глядя на Кэт, неосознанно схватил драгоценный саквояж с документами, выскочил из пристройки и побежал прямо через окружавшие мастерскую заросли прочь, не разбирая дороги.
Он не видел, как с другой стороны к мастерской быстро приближается группа солдат в странной форме, ведомая человеком явно индийской внешности...
Вечер того же дня, Бомбей, Индия.
Хиннеган, в ободранной о колючки одежде и в абсолютно сумрачном состоянии сознания, выбрался из зарослей прямо на утоптанную тысячами босых ступней тропу, заполненную беженцами из близлежащих деревень. Не останавливаясь, он машинально влился в их поток, направлявшийся на северо-восток, в сторону переправ. Саквояж, как ни странно, все еще был при нем, хотя Генри вряд ли осознавал сейчас, что он держит в руке и куда вообще направляется. Он просто брел в грязной толпе туземцев, тащивших на голове или спине наскоро собранные тюки со своим небогатым скарбом, а также малых детей в корзинках. Его ноги, обутые в сапоги, хлюпали по вязкому месиву, которое налипало на обувь, увеличивая ее вес и все больше затрудняя последующие шаги. Местным было легче - за редкими исключениями все они были босы.
Туземцы в массе недружелюбно косились на случайно затесавшегося в их ряды белого, но никаких враждебных действий против него не предпринимали. То ли их отпугивал его совершенно безумный вид, то ли, что более вероятно, ненависть к белому колонизатору временно уступила место страху перед новым ужасным врагом и желанием поскорее удалиться от последнего на безопасное расстояние. Не до мести сейчас!
Примерно через час Генри, вместе со своими невольными спутниками, вышел к переправе. Одной из многих, позволявших пересечь узкий, от пары сот до пары тысяч ярдов в разных местах, пролив, отделявший остров, на котором располагался Бомбей, от континента. Кое-где имелись деревянные мосты, позволявшие попасть с берега на берег даже повозкам, но местные жители обычно переправлялись на лодчонках, сотнями рассекавших грязные воды пролива. К ним, в основном, и валила толпа беженцев.
Хиннеган, оказавшись на распутье, немного более осознанным, чем раньше взглядом, обозрел открывшуюся перед ним картину. У берега теснилась многоголосая толпа туземцев, стремящихся пробиться к лодчонкам, явно не справляющимся с таким потоком желающих переправиться. Ожидание в очереди на переправу могло растянуться на долгие часы. Кроме того, Генри не был уверен, что сможет договориться с лодочниками, ведь те наверняка не владели английским.
С полмили южнее виднелся ажурный деревянный мост явно новой постройки. К нему со стороны острова подходила хорошая, по местным меркам, широкая дорога, сейчас забитая многочисленными экипажами состоятельных английских беженцев. У моста их встречал британский пост. Солдаты Его Величества распределяли поток, пропуская вначале, видимо, самых важных (или самых богатых) персон, затем и всех остальных. А на той стороне пролива стоял аналогичный пост, занятый войсками местного раджи, повелителя граничившего с британским Бомбеем индийского княжества. Война войной, а налог на пересечение границы никто не отменял! Конечно же, раджа не отказался от такой удачной возможности пополнить казну за счет высокомерных белых сагибов, спасающихся теперь от неожиданной напасти.