========== I: Почти совершенство. ==========
Ослабленную, исхудавшую, но продолжающую сопротивляться – её под руки приводят к своей смерти. Женщина, еврей, унтерменш – всё, что следует о ней знать. Ни имени, ни прошлого, только то, что она носит в себе две жизни – тех, кого она ненавидит, тех, из-за которых пока жива. Но ей хотелось только одного – поскорее оказаться в могиле.
Её встречает мужчина в медицинской маске и грязно-кровавом фартуке; рядом с ним – белокурая девочка, стреляющая ярко-голубыми глазами будущую жертву. Женщину готовят к операции: кидают как мешок на стол, заключают в кандалы - преждевременные роды. Женщина кричит, по её лицу градом катятся слёзы, она смотрит на своего мучителя и умоляет-шепчет, чтобы он её пощадил. Доктор Менгеле злобно ухмыляется сквозь маску; в его руках нож кровавыми каплями блестит ярко – воспоминание, оставшееся от предыдущей жертвы. Девчонка рядом с ним широко улыбается: папа заставит эту мразь кричать, папа никогда плохого не сделает.
Он делает надрез – женский поросячий визг закладывает уши.
По-другому узники концлагеря не умеют его благодарить.
Ещё, ещё, ещё… Он не просто проводит операцию – уродует и без того отвратительное тело. Он наслаждается её криками, наслаждается кровью на своих руках, её завываниями, слезами… Эта ситуация возбуждает его, но доктор старается держать себя под контролем – тут его дочь, он не хочет упасть в грязь лицом.
Маленькая Батори очень гордится своим отцом.
Перерезав пуповину, доктор чиркает ножом по шее женщины; вздох, и наступает долгожданная тишина. Но в его руках осталось её наследие – уродство дало жизнь прекрасному. Мальчики, близнецы… Почти совершенство. Есть лишь один изъян – у одного из них атрофирована рука. Ошибка. Непростительная. Засевшая в душе треклятой занозой глубоко-глубоко; Менгеле просчитался; еврейка оказалась неподходящей, а на новый эксперимент нет ни времени, ни ресурсов. Он приказывает убрать тело из лаборатории, и солдаты молча выполняют приказ, волоча за собой мать маленьких почти идеалов. Доктор даёт здорового малыша своей дочери.
- Ты же хочешь поиграть в куклы, милая?
Глаза Батори сверкают жестокостью. Она, прижав плачущего, здорового младенца к себе, берёт со стола отцовский нож.
- Конечно, папочка!
В ту ночь весь комплекс слышал эхо детского плача. В ту ночь художник создал два одинаковых полотна: первые чистокровные арийцы, рожденные экспериментальным путём, имеющие лишь пару недостатков: один уже родился без руки, а второй – её лишён, чтобы быть похожим на свою копию. А в знак своей непокорности перед своим создателем – ещё и глаза.
Батори – умница дочка. Вся в своего отца.
Мальчики станут спасителями их будущей империи.
Или же теми, кто приведёт её к краху.
========== Легенда о Чупакабре. ==========
Старенький Кадиллак мчится по скалистой тропе, подкидывая пассажиров на заднем сидении; Джошуа и Светлана успели привыкнуть к подобным неудобствам, от того молча продолжают наблюдать за кронами деревьев, тянувшихся к апельсиновому небу за окнами автомобиля. Водитель – молодой, неопытный, напуганный – Люпеску свербит в носу от его страха, - резко выворачивает руль, и они уже едут по узкой дороге, а затем останавливаются. Агенты Спокхауса молча расплачиваются с таксистом и выходят; машина сразу же трогается с места, а незваных гостей встречает облупившаяся табличка, скрипящая на старом гвозде и гласящая, что именно здесь то самое место, где в последний раз видели объект их поисков.
Охота на маленького кровопийцу почти закончилась их победой.
Стренджер тянется в карман за сигаретой, но не обнаруживает оных; он ненавидит никакие легенды, особенно – городские мифы, выдуманные тупыми дилетантами. Местные жители упорно верят в Чупакабру, от того признают его даже в том, кто попался им этим днём – они не хотят признавать в нём кого-то другого: ни вампира, ни оборотня, ни зверей-переростков, любивших насытиться свежей кровью. Пока мужчина в своих карманах нащупывает лишь мелочь, но не самокрутку, Некра идёт вперёд; деревушка в Пуэрто-Рико встречает их могильной тишиной.
Старые строения-коробки давно пусты; лишь в некоторых из них горит свет – оставшиеся жители деревни просто ждут, когда можно будет выйти на улицу. Некра и Стренджер совершенно не удивляются валяющимся трупам домашнего скота; они перешагивают через них, наблюдая на земле кровавую дорожку, тянущуюся к сараю одного фермера, утром покинувшего – по последним данным – свой дом. Козы, овцы, собаки – небольшая плата для того, чтобы зверушка жила. Люди боятся не столько за скот; собственная жизнь намного ценнее. Светлана молча хватается за клинки, Джошуа перезаряжает пистолет; верный крест звенит в кармане пальто.
Металл будто накаляется, предчувствуя тонкую нечеловеческую энергетику.
Люпеску перелезает через забор, направляясь вперёд; она слышит звуки - странные – будто кто-то… кто-то плачет? Так громко и так душераздирающе. Дампир хмыкает, осторожно ступая по вымощенной досками дорожке; открывает скрипучую дверь пинком, вырывая её с петель, и… замирает на месте, видя не вымысел человеческого страха, а… ребёнка.
Кошмаром этой деревни всё это время был ребёнок.
Девочка – маленькая, взъерошенная, в старых и грязных лохмотьях, запачканная в крови, - она действительно больше напоминает зверя; попавшая в капкан, она рычит и царапает собственную ногу, надеясь выбраться из злополучной ловушки. Стренджер, наблюдавший за ней, стоящий позади Светланы, не убирает пистолет и держит ребёнка на прицеле: человек-не человек, а она опасна. Некра подходит к ней ближе, деактивируя механизмы клинков.
Некре лишь нужно немного времени.
В нос ударяет знакомый запах.
Такой запах характерен только для одного существа.
Девочка. Полукровка. Дампир. Не человек.
Такая же, как она.
Люпеску опускается на колени, а девочка, видя взрослого, пятится назад, рычит и скалится, но не может уйти далеко – капкан крепко держит её ногу. Светлана молча наклоняется и, разомкнув металлические челюсти, позволяет ребёнку спастись, но та лишь забивается в угол – чувствует страх перед существом, которое сильнее её.
Джошуа хмыкает; и убирает пистолет.
Светлана осторожно приближается к девочке, тянет к ней руку, но та дёргается, как непослушный нашкодивший щенок, боящийся гнева своего хозяина.
- Не бойся, - Люпеску улыбается, - я не кусаюсь.
- Иронично, - замечает Стренджер, но Светлана игнорирует его. Она отрывает от своего плаща кусок ткани – совсем немного – и перебинтовывает ребёнку раненную ногу; наблюдая за тем, как чёрный лоскут закрывает рану, малышку удивляется, как на коленке возникает бантик, созданный руками взрослого.
- Иди ко мне, - малышка сама тянется к Люпеску и уже ложится на руки, тихо пофыркивая и рыча в сторону Стренджера. – Не бойся, он тоже не кусается.
На подобное замечание Стренджер лишь фыркает.
- Нашла своего родственника?
- Намного ближе, чем ты думаешь, - кивает агент Некра. – Что с ней будем делать?
- Ты ведь всегда мне говорила, что мечтаешь о младшей сестре, - мужчина резко разворачивается и идёт к выходу. – Так вот тебе подарочек от Бога.
- Ты же не веришь в Бога.
- Я и в потустороннюю нечисть не верю, однако с каждым годом этого дерьма становится только больше.
Стренджер молча уходит; миссия почти выполнена, но вопрос с ребёнком-дампиров остаётся открытым. Светлана смотрит на малышку в руках, которая продолжает порыкивать, уткнувшись ей в ключицы. Над ней придётся долго и упорно работать, чтобы вырастить из этого зверька человека. Люпеску тяжело вздыхает: всё-таки ей не нужно было тогда оставлять его в живых.
Но он ли виноват в этом?
Агенты Спокхаус молча уходят прочь.
Легенда о Чупакабре так и осталась городским вымыслом.
========== Дом. ==========
Маленькая рыжая девочка – теперь уже накормленная, умытая, причёсанная, в новом платье за место старых лохмотьев - сидит на стуле, не проронив ни слова. Она редко разговаривает, почти всегда рычит, - ещё не привыкла общаться словами и жестами как нормальные люди. Таких обычно называют «дети Маугли», но она не воспитывалась дикими животными – она вела себя так, как считала нужным, чтобы не умереть с голоду. Первородные инстинкты взяли вверх, но сейчас… она начинает проявлять свою человечность.