Сам себе удивляясь, урманин направил коня не к скрученному и увязанному в арканы тиуну, а к юнцу, которого почти что никто и не охранял.
— Как тебя зовут? — негромко спросил воевода, останавливая коня.
— Тебе что за дело? — огрызнулся юнец. — Я с татями не знаюсь.
Свенельд горько усмехнулся. Вот она, правда. Тать ты и есть тать, воевода Свенельд. И никак иначе.
Краем глаза воевода увидел, как взялся за рукоять меча оскорблённый Варяжко остановил его движением руки.
— А всё ж таки?
— Лютом люди кличут, — отозвался мальчишка гордо, и урманин аж отшатнулся. Словно и не было этих лет без сына — стоял перед ним мальчишка, чем-то даже и похожий на Люта Свенельдича в его пятнадцать зим.
— Чей ты? — хрипло спросил воевода.
— Говорят, будто я сын воеводы Ольстина Сокола.
Свенельд почувствовал, что бледнеет — Ольстин Станятич… Ольстин Сокол… двадцать лет назад он, пожалуй, был почти таким же, как и этот мальчишка… может, чуть старше. Когда он, Свенельд сделал его отроком младшей княжьей дружины.
Тронув коня каблуками, урманин отъехал от мальчишки, ломая голову над тем, что теперь с ним делать. А тот, ничего видно, не поняв, глядел вслед, и вдруг сказал:
— А ведь я узнал тебя, воевода Свенельд…
Во дворе острога вдруг стало тихо-тихо…
Урманин обернулся, смерил Люта взглядом и сказал негромко:
— Узнал? Добро. Стало быть, добрый сын у Ольстина вырос.
Он вдруг перехватил на себе удивлённый взгляд Варяжко. Тот словно спрашивал: да что с тобой, воевода?
А что с ним? Да ничего.
Свенельд подъехал к связанному тиуну. И в этот миг сгинули все чувства, — он разглядел, наконец, лицо тиуна.
— О-о-о… — выдохнул урманин восторженно. — Да ты ли это, сукин сын?!
Перед ним стоял, пытаясь даже улыбаться, воевода Блуд, бывший вуй князя Ярополка.
— Гой еси, Свенельд, — криво усмехнулся он, отводя взгляд в сторону.
Молча подъехал Варяжко, остановился слева и чуть позади.
— Так вот чего тебе надо было в Будятине, — бросил на него взгляд Свенельд. — Хороший подарок ты мне приготовил. Ох, порадовал старика…
— А то, — оскалился Варяжко по-волчьи. — Я его, крысу худую, четыре года искал. Хорошо его Владимир от меня спрятал.
Блуд покосился на Варяжко с плохо скрываемым страхом.
— И как тебе живётся-служится у князя Владимира? — зловеще спросил Свенельд. — Роскошная у него для тебя плата вышла, богатая. Ишь, куда он тебя запрятал-то. А может, и не от нас он тебя спрятал, а от княгинюшки светлой, от Ирины, а?
Блуд молчал.
— И что же за казнь мне выдумать для тебя, Блуде?
Тиун с отчаянием вскинул голову:
— Пощади, воевода! — он попытался упасть на колени, но двое стоящих обочь него гридей не дали ему этого сделать.
— Ты тоже был когда-то воеводой, — напомнил перевету Свенельд, опуская ладонь на рукоять меча. — И гриднем. Не унижайся хоть напоследок, смерть надо встречать, стоя в полный рост.
— Не руби! — прохрипел Блуд в отчаянии. — Ну, хочешь, я скажу, где тут княжая сокровищница?
— Говори, — усмехнулся урманин.
Несколько мгновений он боролся с собой — боялся обмана, но боялся и смерти. Наконец, сказал:
— В дальней изложне на стене лосиные рога. Повернуть посолонь.
— Проверь! — тут же кивнул Варяжко одному из кметей. — Немедля!
Вои уже таскали добычу к наспех собранным телегам. Кметь умчался в терем, подымая пыль сапогами. Через несколько мгновений он выскочил обратно на крыльцо и крикнул:
— Есть! Три сундука! Серебро, золото и рухлядь!
— Взять! — велел урманин и снова повернулся к Блуду, кой уже глядел с надеждой. — Скрыню ты указал, это верно. Да вот беда — сокровища-то мне ныне нужны в последнюю очередь.
Блуд побледнел, как смерть.
— Ты же обещал, воевода!
— Я? — Свенельд глянул на Варяжко с изумлением. — Я что, ему что-нибудь обещал?
Варяжко молчал и только мрачно улыбался, во взгляде его была смерть.
— Воевода Свенельд! — в отчаянии крикнул Блуд, и тут Варяжко, наконец, разомкнул губы:
— Дозволь потешиться, воевода.
Урманин глянул на него с лёгким недоумением.
— Тешься.
Двое кметей протащили мимо огромный сундук. Судя по лёгкости — с пушниной.
— Вот что, Блуде, — сказал Варяжко, и его голос услышали все во дворе. — Я дам тебе возможность умереть по-мужски. Развяжите ему руки.
Подождав, пока руки Блуда развязали, он продолжал:
— Мы с тобой будем биться. Меч против меча, без лат, — гридень отстегнул меч справа, протянул Свенельду, потянул через голову кольчугу. — Убьёшь меня или хоть ранишь так, чтоб я меча держать не мог — хрен с тобой, живи. Не сумеешь — не обессудь.
— Осторожнее, Варяжко, — негромко сказал Свенельд. — Даже крыса, если её загнать в угол, может укусить.
Гридень только повёл плечами, и воеводе почему-то бросилось в глаза серое пятно пота на его рубахе между лопатками.
— Принесите его меч.
Взяв в руки меч, Блуд вмиг обрёл уверенность.
На миг Свенельд опять представил то, что сей час должно случиться. Стремительный переплёск клинков, падающий навзничь Варяжко, ручьи крови… Поблазнило и сгинуло, только воевода всё же потряс головой и про себя зачурался.
Варяжко спешился и спокойно потянул из ножен меч. Свенельд отъехал в сторону, чтобы не мешать. Блуд вдруг прыгнул, намереваясь достать Варяжко врасплох и сразу ранить потяжелее, но гридень извернулся и со свистом вычертил в воздухе мечом длинную сияющую восьмёрку. Блуд отпрянул.
— Зря ты это сделал, Блуде, — сказал Варяжко вроде бы даже и с сожалением. Шевельнулся лениво и вдруг перелился в стремительное движение. По двору словно покатился вихрь, словно воскресло невольное видение Свенельда, — поединщики стремительно передвигались по двору в ломаном блестящем переплёске клинков.
Туман, меж тем, совсем уже рассеялся, зависнув лишь над Днепром, и солнце подымалось всё выше. Залитый кровью двор выглядел, словно игрушечный, — даже кровь не избавляла от этой блазни. Невзаболь было всё — и ощущение того, что сотня воев улеглась поспать в лужах крови, и стоящий меж двух воев Лют Ольстич, и кружение поединщиков по двору. Всё это вдруг показалось урманину до того далёким и ненастоящим, словно он стоял где-то опричь и смотрел на красочную лубочную картинку. Воевода, тряхнув головой, отогнал новое наваждение и попытался определить, кто победит.
И заколебался. Годы брали своё, и Свенельд уже часто мог в бою с первого взгляда определить победителя. А здесь… Кружили по двору два гибких и стремительных зверя в человечьем обличье, обоими двигала какая-то зловещая сильнейшая страсть: одним — ненависть, другим — страх. Клинки со свистом пластали воздух, рубя и выписывая длинные кривые, сталкиваясь, высекали искры.
Свенельд ясно видел, что Варяжко не хватает второго меча. Хмыкнув, воевода пожал плечами: мог бы и с двумя мечами выйти — невелико бесчестье в бою с изменником немного сплутовать. Хоть Варяжко и иначе думает.
А Блуд сей час был весь в желании этот бой выиграть во что бы то ни стало. И он всё целил Варяжко в правую ключицу или по плечу. Рубани — и гридень неволей меч выронит. А он не промах, этот тиун.
Но на этом он и лопухнётся, — понял вдруг Свенельд, заметив, как хищно и довольно вспыхнули глаза Варяжко. Гридень тоже заметил и выделил тиунов способ биться. Варяжко вдруг полностью открылся, отведя меч чуть вниз и влево. Это получилось так легко, что опешил даже Свенельд, ждавший чего-то подобного. А Блуд торжествующе оскалился, его меч взвился вверх и ринулся, целясь гридню в плечо. Но Варяжко сместился на полшага вправо и перекинул меч в левую руку. Блуд промахнулся, его клинок птицей взвизгнул у лица Варяжко, кой повернулся к тиуну боком, и, слегка царапнув плечо гридня, угряз в землю. Варяжко крутанулся Блуду навстречь, клинок гридева меча располосовал грудь тиуна. Тот на мгновение замер, словно не веря, а потом его пальцы разжались, он уронил меч и упал.