— Ты что, Наги?
Из глубины дома донесся визгливый старушечий голос:
— Наги, сейчас же умойся! Ешь и отправляйся в школу, не то опять трепку получишь! — У Наги были красные, заплаканные глаза.
— Наги, Наги, не плачь, — уговаривал Китти, склонясь над ней.
Наги сжалась в комочек и не отвечала. Вошла, вытирая глаза, мачеха Наги. Кальяни подняла Наги, помогла ей умыться и отвела на кухню. Китти понять не мог, почему все плачут. Он неподвижно стоял в большой комнате, прислонясь к столбу, пока не вошла Наги. Она взяла свой портфель, и они вышли из дому. У Кальяни тоже были красные от слез глаза. Она смотрела им вслед. Не в силах обернуться и встретить ее взгляд, Китти перешел на другую сторону улицы.
Наги не проронила ни слова, пока они не миновали рощу. Только когда они проходили мимо пруда, она наконец заговорила. Оказывается, рано утром началась ссора между бабушкой и мачехой Наги. В разгар ссоры вошел отец и отхлестал мачеху, как хлещут скотину. Наги, не понимавшая, из-за чего все началось, что-то не так сказала бабушке, и та побила ее. Рассказывая это, Наги обливалась слезами. Китти тоже стало грустно. Все из-за той старухи! Он был убежден, что она ракшаси — ведьма. Китти никому не желал смерти, но сейчас, рассердившись на бабушку Наги, он хотел, чтобы она умерла. Бедная Кальяни, такая красивая! Снова и снова вспоминал он ее растрепанные волосы, сломанные браслеты и покрасневшее, заплаканное лицо. Ему стало не по себе.
— Из-за чего они поссорились, Наги?
— Не знаю. Бабушка с самого утра ругала ее. «Ты, — кричит, — осквернила мой дом, шлюха!»
Китти тоже ничего не понял.
6
Когда Чандреговда вечером собрался, как обычно, уходить, Камаламма опечалилась. В течение всего дня тетя, как заметил Китти, была необыкновенно радостная, веселая, и он уже стал надеяться, что теперь так будет всегда. Но стоило дяде уйти, как тетя сникла. Она неподвижно стояла, прислонясь к столбу в большой комнате. Фонарь с чисто протертым стеклом горел ровным пламенем и бросал мягкий свет на тетино лицо. Китти самому хотелось плакать, когда он видел на ресницах у тети слезы. Он сидел на кровати и срисовывал обезьяну с картинки в учебнике. Отшвырнув учебник в сторону, он вскочил на ноги.
Камаламма не заметила, как Китти подошел и встал рядом с ней. Она смотрела перед собой невидящим взглядом. Сколько раз видел Китти, как глаза тети наполняются слезами! Потянув за край ее сари, он позвал: «Атте». Тетя не откликнулась. Он потянул еще раз. Она, опустив голову, взглянула на него, и слезинки, сорвавшись с ее ресниц, капнули ему на лицо. Почувствовав, как по его лицу катятся ее теплые слезы, Китти, не в силах дальше сдерживаться, уткнулся лицом в ее сари и разрыдался. Прижимая его, плачущего, к груди, Камаламма сердцем ощутила, что она не совсем одинока в жизни, что есть у нее это родное существо. Глубоко вздохнув, она еще крепче прижала Китти к себе.
Китти ничего не понимал. Что случилось с тетей? Почему она грустит? Он вытер слезы и растерянным голосом спросил:
— Почему ты плачешь, атте?
Слезы снова потекли у него из глаз. Она ответила, словно разговаривая сама с собой:
— Не знаю, какие уж грехи могла я совершить в прошлых своих существованиях, что теперь приходится так дорого за них платить? Наверное, я еще не до конца их искупила.
Китти, ничего не поняв из ее слов, только молча смотрел на нее… Почему дядя каждый вечер уходит в Хосур?.. Почему тетя начинает плакать, стоит только ему спросить об этом?.. Почему Ломпи всегда обрывает его, когда он спрашивает у него, а потом посмеивается? Он вспомнил, как однажды в Хосуре, когда он шел домой из школы, на него как-то странно посмотрели Шиваганга, Ченнура и еще несколько мужчин, стоявшие у храма Мари; и как Басакка зазвала его к себе, уговорила поесть в ее доме и расспрашивала, что произошло вечером, а он отвечал на все ее вопросы. Он чувствовал себя виноватым, потому что зашел к Басакке в дом, несмотря на запрет тети.
Утерев слезы, Камаламма сказала:
— Ложись, Китти, — и постелила постель в большой комнате.