— Э, что взять с этих дурней? Деревенщина! Надо же было таким хорошим людям, как вы, забрести в эту дыру! Пойдемте-ка ко мне. Посмотрим, что они посмеют сделать! Пусть только пальцем вас тронут — будут иметь дело со мной!
Мы подобрали свои сумки и пошли вслед за Махадой. Высокий, атлетически сложенный Махада возглавлял процессию, а мы плелись сзади. Деревенские смотрели, не трогаясь с места. Один из них спросил:
— Кто он такой?
— Зять цирюльника. Гостит у него.
Гопу шел позади меня. Вдруг он остановился и придержал меня за плечо. Когда Махада и Ешванта отошли на несколько шагов вперед, Гопу прошептал:
— Может, не нужно нам идти к нему? В такое время никому нельзя доверять.
Удивленный подобным поворотом мыслей, я спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты его хорошо знаешь? Можно ему доверять? Если ты не доверяешь ему полностью, лучше не ходить.
— Послушай, мы же года четыре чуть не каждый вечер проводили время в одной компании, сидели, разговаривали допоздна. Оставь ты свои глупые подозрения!
Видя, что мы порядочно отстали, Махада и Ешванта остановились. Махада окликнул нас:
— Эй, что вы там замешкались? Идемте.
— Пошли, пошли, — сказал я и решительно потянул Гопу за рукав. — Что будет, то будет!
Этот Махада был родом из Нандавади. Мы с Ешвантой познакомились с ним шесть лет назад, когда оба учились в старших классах средней школы. Вся моя семья жила в деревеньке, расположенной в нескольких милях от Нандавади. Я же на время учебы переселился в Нандавади. За шесть монет в месяц я снимал комнату в старом ветхом домишке, стоявшем на отшибе. Предназначалась эта комната для моих учебных занятий, но использовалась она по большей части не по прямому своему назначению. В ней дневали и ночевали молодые бездельники, которым некуда было себя девать. Особенно много народу собиралось у меня по вечерам. Приходили молодые люди самого разного общественного положения, принадлежавшие к разным кастам. Среди завсегдатаев вечерних сборищ в моей комнате были Рамья Джангам, недавно демобилизованный и слонявшийся без дела; портной Калья, забросивший свое ремесло, потому что его больше интересовало изучение тайн черной магии и колдовства; ткач Ганья, который без умолку сплетничал, сидя за своим ткацким станком; и вот этот самый цирюльник Махада.
Лампы в моей комнате не было, и мы обычно сидели в темноте, сгрудившись в тесный кружок. Мы тайком покуривали дешевые сигареты и вели разговоры обо всем на свете: то болтали о пустяках, то сплетничали, то травили анекдоты, то рассказывали разные были и небылицы. Махада был бесподобным рассказчиком необыкновенных историй про царей и цариц. Начав рассказывать, он обычно так увлекался, что совершенно забывал о времени и спохватывался лишь за полночь. В ту пору он только что женился. Зайдя, по обыкновению, ко мне поболтать с полчасика после ужина, он незаметно втягивался в повествование. Вдруг на самом интересном месте он прерывал рассказ и озадаченно спрашивал:
— Э, а сколько сейчас времени?
— Часов двенадцать, если не половина первого.
— Вот это да! — изумлялся Махада. — Так мне же давным-давно пора уходить. Я боюсь встретить привидение, проходя под деревом ним во дворе моего отца.
— Ну, давай рассказывай дальше. Времени еще мало. Так что, говоришь, там случилось у них?
И Махада продолжал рассказ. Когда он по прошествии некоторого времени снова спрашивал, который час, мы говорили ему:
— Наверное, половина второго — час призраков и привидений. Досказывай свою историю.
Так оно и продолжалось до рассвета. Домой Махада возвращался только под утро. Несмотря на то что эти ночные бдения повторялись довольно часто, Махада не мог отказать себе в удовольствии заглянуть ко мне после ужина. Каждый раз он притворно жаловался:
— Я теперь человек женатый, а вы, негодники, заставляете меня проводить всю ночь с вами!
Таков был этот Махада, с которым мы теперь неожиданно встретились много лет спустя.
По дороге Ешванта спросил у него, правда ли, что в Нандавади убито несколько человек.
— Какой мерзавец сказал тебе это? — возмутился Махада.
— Здешние жители возле храма.
— Не верь, все они негодяи. Выбрось из головы! Не тревожься понапрасну.
Спотыкаясь и бредя ощупью в потемках, мы наконец добрались до дома. У ворот были привязаны козы и прочая живность. Внутри, чадя, горела керосиновая лампа. Махада расстелил одеяло на помосте перед домом и пригласил нас садиться. Мы уселись.
— Я попрошу жену лепешек напечь. Козье молоко у нас осталось — напьетесь. А подзаправитесь как следует — спать ляжете.