— Когда это началось?
— Около полудня.
— Мы еще в пути были.
— Мы ведь знали, что вы сошли с автобуса, как только Шивагхат проехали, — твой брат с тех пор места себе не находил.
— Как же вы узнали? — удивленно спросил я.
— Так ведь Аба-сахиб приехал вечерним автобусом. Он и сказал нам.
Темнело. Торопливыми шажками вошла старуха мать жреца Джоши и спросила у невестки Ешванты:
— Разве вы не идете спать в Саркар-ваду?
— Зачем?
— Так ведь близкие того человека, которого застрелил полицейский Шинде, собираются сегодня вечером прийти мстить за него.
— Правда? Что же нам делать?
— Как что? Запереть покрепче дом и укрыться в Саркар-ваде. У других-то и домов не осталось — запирать нечего.
— Раз так, и нам придется туда пойти.
— Анна-то куда ушел? А мальчики когда приехали?
Невестка коротко поведала ей о наших злоключениях. Мать Джоши выслушала ее уже в дверях. Поахав и выразив нам свое сочувствие, она поспешила домой.
Возвратился Анна. В одной руке он нес матерчатую сумку, в другой — фонарь. Мы сидели в темноте.
— Взял этот фонарь у Гупты, — пояснил Анна. — Очень хорошая семья, такие все славные люди. Старушка дала мне лепешек и овощей. Покормите детей, говорит. Их тоже хотели спалить. Но соседка, мать Кашьи, сказала поджигателям, что они не брахманы. Только тогда их оставили в покое. Иначе бы дом Гупты тоже запылал.
Мы, разложив принесенные продукты на бумаге, принялись за еду. Анна с женой смотрели на нас. Невестка Ешванты сказала Анне:
— Тут приходила соседка, мать Джоши. Говорит, эти люди снова придут вечером.
— Да, да! Младший инспектор Шинде уложил одного из их компании. Так что они рвут и мечут.
— Действительно человека убили? — спросил я.
— Ну конечно! После всех этих безобразий младший инспектор наконец пустил в ход оружие. И наповал убил одного из них. Только после этого погромщики разбежались. Иначе бы они ни одного дома целым не оставили.
— Если они вернутся, чтобы отомстить, они придут подготовившись, до зубов вооруженные…
— Ладно, пусть приходят вооруженные. Что нам теперь терять? Пускай стреляют, если хотят. По крайней мере это положит конец всем беспорядкам! — Анна проговорил все это со смешанным чувством гнева и отчаяния. Однако невестку не оставляло беспокойство. Как только мы закончили трапезу, она спросила:
— Так пойдем на ночь в Саркар-ваду?
— Зачем? Мы можем и здесь переночевать.
С наступлением вечера улица опустела. Ее обитатели, захватив с собой ковры, одеяла и простыни, прямиком направились к Саркар-ваде. Никто не остался дома. Невестка то выходила наружу, то возвращалась в дом. Каждый раз она сообщала мужу:
— Вот смотри, теперь и Ситабай с отцом прошла. Все Дешпанде ушли. В доме Фадни тоже нет огня.
В конце концов Анна не выдержал и, взяв фонарь, сказал:
— Ладно, пошли. — С фонарем в руке он пошел впереди, а мы трое последовали за ним.
Саркар-вада представляла собой обнесенное стеной старое двухэтажное здание с башенками, которое стояло в самом центре деревни. В нем помещалась канцелярия мамлатдара — чиновника, возглавляющего налоговое управление и органы исполнительной власти в районе. Кроме того, там же размещались местное полицейское управление и тюрьма.
Ко времени нашего прихода Саркар-ваду уже заполнили члены сорока с лишним брахманских семей деревни. Было людно и шумно. Плакали дети, бранились, унимая их, матери, ворчали старики. Пол был кое-где мокрый. Малыши понаделали всюду луж. Но даже в такое тревожное время люди продолжали цепляться за вещи. Одни приволокли сюда чемоданы с пожитками, другие — целые сундуки. Рядом лежали мешки с кухонной утварью и узлы с одеждой. Разложив вокруг себя весь свой скарб, люди сидели как на вокзале. Беспомощные, встревоженные, расстроенные и насмерть перепуганные, эти мужчины, женщины и дети, которые битком набились в здание, напоминали муравьев, кишащих в спичечном коробке.
Те, кто здесь работал, полицейские и канцеляристы, «наводили порядок». Они сгоняли с занятых мест бедняков и устраивали на эти места богачей. Так, жену бедного жреца, пришедшую сюда еще днем, чтобы занять место для своей семьи, просили встать и освободить место для какой-то более важной персоны. Между женщинами вспыхивали перепалки. Каждой казалось, что соседка заняла слишком много места своим барахлом. Там и сям раздраженно препирались: