— Брахманы проявляют трусость, когда уезжают из своих родных деревень. Мы должны остаться тут во что бы то ни стало. Наше место в обществе завоевано трудом, и мы никогда не уступим его. У нас — знания, у нас — культура. Разве можем мы оказаться побежденными? Нет, Шанкар, капитулянтская точка зрения самоубийственна!
Целый день провел я в Нандавади, обстановка в деревне стала невыносимо тягостной. Все говорили только о грабежах и поджогах. На лицах брахманов было написано отчаяние. Брахманские семьи, которые и до этого жили бедно, теперь лишились последнего. Невыразимо больно было видеть этих людей с погасшими глазами, их рваную, грязную одежду. Невыразимо больно было слушать их речи, полные горькой обиды, злобы и уныния.
На другой день я вернулся домой. У нас уже начали собираться в дорогу. Укладывали вещи. День клонился к вечеру. Отец сидел на краю кровати и повязывал тюрбан. Он хотел пойти в храм Марути.
— Мы все поедем в Бомбей, отец?
— А что нам теперь делать?! Зачем здесь оставаться?! Во имя чего?
Мать говорила, что мы сюда вернемся. Отец, как видно, думал иначе. Похоже, он решил уехать отсюда навсегда. Опираясь на палку, отец вышел из дому. Поскольку брахманы больше не жили в своих домах, он отправился в храм Марути и попрощался с теми, кто там поселился.
Вскоре новость, что Винаяк Рао Кулкарни уезжает к старшему сыну, стала известна всем. Отец, вернувшийся в родную деревню после выхода в отставку, проживший в ней последние семь-восемь лет и мечтавший здесь же умереть, теперь покидает эту деревню вместе со своими детьми. И не говорит, вернется ли он обратно. Всем было жаль его.
Ехать решили в четверг. Рано утром мы должны были погрузиться в повозку и отправиться на станцию.
Вечером после ужина к отцу пришли четверо деревенских старейшин: Тукдев Патил, Бханудас Каранде, Кеки Махадев и Вишнудас Сонар. Поздоровавшись с гостями, отец усадил их на веранде.
— Говорят, ты уезжаешь из деревни? — начал Тукдев Патил.
— Куда я могу уехать от вас? Куда бы я ни поехал, мой прах будет в конце концов покоиться здесь…
— Да, мы знаем: ради этого ты после стольких лет службы вернулся сюда. Но что мы слышим теперь? Ты собираешь свое имущество и едешь в Бомбей?
— Да, еду, это правда.
Самым влиятельным в группе пришедших был Бханудас, ровесник отца. Подсев к нему, он положил ладонь отцу на руку и приступил к главному:
— Ты обиделся, что сожгли твой дом? Так вот, послушай. Чего нет, того не воротишь. Но мы отстроим его заново. Дом сожгли пришлые люди. Их нельзя было остановить. Они явились с оружием в руках. Мы ничего не могли с ними поделать. — Бханудас помолчал, проверяя, какое впечатление производят его слова на отца, и затем продолжил: — Или даже можешь обвинить нас в трусости, сказать, что мы вели себя, как женщины. Говори что хочешь. Но ведь мы можем возместить тот ущерб, который тебе нанесен. Зачем тебе переживать о сгоревшем доме? Да я сам построю для тебя дом вдвое больше того, прежнего. Вот, перед всеми обещаю! Верно, Тукдев?
— Еще бы не верно! — подхватил Тукдев, жестикулируя обеими руками. — Что уж тут такого трудного? Повозки у нас есть, волы есть. На моей земле полно деревьев. Я сам берусь отстроить твой дом.
Покачав головой, отец ответил им:
— Разве вы не помогали мне раньше? Я и не сомневаюсь, что вам было бы нетрудно выстроить дом заново.
— Почему же тогда ты хочешь уехать? — спросил старик Вишнудас, золотых дел мастер.
— Потому что меня пригласил к себе мой сын.
— И ты забираешь с собой все свое имущество?
Отец ответил не сразу.
— Сказать по правде, — помолчав, вымолвил он, — не очень-то приятно стало жить у нас в деревне. У меня нет охоты оставаться тут.
Как ни уговаривали они отца, он не переменил своего решения. Огорченные, они наконец встали. Бханудас на прощание сказал:
— Мы по-прежнему не хотим, чтобы ты уехал отсюда. Лучше бы тебе остаться. Но решать, конечно, тебе.
— Я очень рад был услышать это, — ответил отец. — Сохраняйте любовь ко мне — это все, что мне надо. Ни о чем другом я не прошу бога.
В путь тронулись перед рассветом, когда в темноте были еще неразличимы лица людей. И все-таки вокруг нашей повозки собрались десятки провожающих: и брахманов, и людей других каст. Перед переездом через речку отец сказал:
— Ну что ж, до свидания, друзья. Всего вам хорошего. Вам надо возвращаться.
Вскоре толпа провожающих повернула обратно. Отец влез в повозку, в которой уже сидели мать и Дину. Мы с Рамчандрой шли сзади.
Небо посветлело. Показался храм Хандобы у деревенской околицы. Хандоба — наше семейное божество. Мать молитвенно сложила ладони. То же сделал и отец. Затем, собравшись с духом, он сказал вознице: