— С ума сошла! — возмутился Гадеи. — Просто с ума сошла! Да что ты знаешь про этих твоих молодых людей? Шпана городская, бродяги! Я и говорить про них не хочу! Будем голосовать за партию, которая под пипалом. Она самая лучшая. И брат велел тебе за нее голосовать. Смотри-ка! Кемпа тащится! Тоже право голоса имеет. Эй, Кемпа!
Человек, которого окликнул Гадеи, быстро и ловко ковылял к избирательному участку. Его правая нога — заметно короче левой — была выгнута, как лук; иссохшие руки, странно вывернутые в локтях, болтались, напоминая крылья диковинной птицы; голова на тонкой шее клонилась все время вправо.
Он не то чтобы шел, а продвигался подскоками — правую ногу вынесет вперед, потом к ней рывком подтянет негнущуюся левую, на которую он перед тем опирался, как на протез.
В деревне все звали его Кемпа — Хромой, а как его звать по-настоящему, никто не помнил, поскольку уродом он был от рождения. Работать Кемпа не мог, жил на заработки жены, торговавшей солью и растительным маслом.
Кемпа ковылял к школе со всей скоростью, на какую были способны его бедные ноги, и не подавал вида, будто слышал, как его окликают.
— Эй, Кемпа! — не унимался Гадеи. — Ты что это, бегать научился? Постой, Кемпа! Послушай.
Кемпа остановился и повернул к ним лицо, перекошенное от ярости.
— Кемпа, Кемпа, — завизжал он, брызгая слюной. — Зовешь из-за спины, когда человек по делу идет! Не знаешь будто: сзади звать — человеку пути не будет? Нарочно мне все портишь? Ты кто такой и кем тебе Кемпа приходится, что ты его изводить можешь, а? Я тебе слуга? Живу твоими объедками, что ли?
— Да ты что, Кемпа? Чего разорался вдруг?
— Разорался вдруг! — передразнил его Кемпа. — Еще делаешь вид, будто не понял, как напортил мне! Со спины окликнул, пути мне теперь не будет! Я тебя спрашиваю: ты почему мне зла хочешь?
— Угомонись, Кемпа, — вмешался Рагху Барик из соседней деревни. — Разве так разговаривают с уважаемыми людьми из старинного рода? Ты, видать, совсем спятил. Не знаешь, что ли, — перед тобой заминдар, его отец всей этой деревней владел. А ты, дурак, посреди улицы орешь на него! Вот дурень! Да что он сделал тебе? Позвал, и только. Чего ты расшумелся-то?
Кемпа выбросил вперед укороченную ногу и пнул Барика.
— Ты меня хозяевами не пугай! Я человек свободный. Может, он тебе хозяин, так иди лижи ему пятки и радуйся. А меня не трогай, я с тобой дела иметь не желаю!
Этого Рагху Барик не мог стерпеть. Все знали: на калеку иногда находит, и он начинает задирать кого попало. Все это знали и не обращали внимания на выходки Кемпы, но Рагху Барик вышел из себя.
— Если ты человеческого языка не понимаешь, — зарычал он, — я с тобой по-другому поговорю!
Кемпа визжал как резаный.
— Да кто тебя боится, петуха ободранного! Ты что глаза выкатил, думаешь, страшно? Не боюсь я тебя, не боюсь, можешь ты это понять своими мозгами зажирелыми? Мы в свободной стране живем, тут никто никому не хозяин! У раджи право голоса — и у батрака тоже! У Неру право голоса — и у меня!
— Вон оно что!
Рагху Барик забыл от ярости, что перед ним калека, и лупил Кемпу всерьез.
— Вот тебе право голоса! И у меня право голоса есть! Вот тебе еще! И еще! Получай!
Кемпа валялся в пыли и вопил на всю деревню.
Никому не известная женщина, которая вообще не видела, что происходило, заломила руки и громко запричитала:
— Убили! Убили! Человека убили! Господи помилуй, что мне теперь делать! Куда я теперь денусь!
Куда ей деваться, женщина, видимо, знала, поскольку не переставала продвигаться к избирательному участку. Но ее истошные вопли привлекли внимание блюстителей порядка — двое полицейских в хаки и алых тюрбанах бежали к месту происшествия, занеся высоко над головами бамбуковые палки, готовые действовать. Полиция явно решила, что и ей наконец нашлось дело. Толпа расступилась, а стайка женщин, струсив, бросилась в боковую улочку.