А бородач допытывался:
— Вас как зовут, госпожа? Вы почему не отвечаете?
Мать Пеми ясно расслышала нетерпеливое раздражение в его голосе. К бородачу повернулся его сосед, все три представителя партий:
— Будьте добры, как вас зовут?
Она скользнула взглядом по их лицам и опять понурилась.
Эти люди, невесело думала она, хотят знать ее имя, а ее так давно никто не зовет по имени, оно так давно не произносилось, что как бы уже перестало существовать.
Имя ей дали родители на двадцать первый день ее жизни, и она знала, как ее зовут. Но даже в родительском доме, который она оставила совсем юной, когда ее выдали замуж, этим именем никто ее не называл. Отец придумал ей смешное прозвище — Котари, Обезьянка, — и в детстве ее все так и звали. В доме мужа ее называли Невестка. Муж мог бы звать ее по имени, но он обыкновенно окликал ее: эй! Или: ну ты там! А когда она родила и девочку назвали Пеми, тогда и муж, и вся деревня стали звать ее мать Пеми.
Мысли так и мелькали в ее голове. Хотят, чтоб она назвала им имя. Сказать, что все знают ее как мать Пеми? Или перечислить разные прозвища, которыми ее окликали в разные времена? Нет, она догадывалась: людям за столами нужно другое — имя, которое ей дали родители, его так никто и не произнес, и толку от него никогда не было. Что ж, извольте.
— Шарадха Сундари.
Тощий бородач немедленно бросился листать свои бумаги. Вид его склоненной головы заставил мать Пеми подумать о Читрагупте и книге, куда он заносит все дела каждого человека на свете. В священных Пуранах сказано: боги велели Читрагупте записывать все человеческие дела. Читрагупте известно, кому какой отпущен век. Когда срок выходит и Яма, бог смерти, уводит душу в цепях в свое царство, Читрагупта сообщает ему, что хорошего и что плохого сделал человек за свою жизнь, и Яма назначает тому человеку кару.
Бородач упер палец в строчку и объявил, не поднимая головы:
— Нашел! Вот оно. Только здесь Шарадха Манджари, а не Сундари. Вы замужем за Бханджакишором Бхрамарбаром Рей Махапатрой.
Мать Пеми зашлась от ярости — ее спутали с матерью Ранги! Заявили во всеуслышание, что она жена Бханджии — младшего брата ее мужа! Чудовищность этого предположения обожгла ее как огнем.
Но женщины их касты никогда не произносят вслух имена мужей, а в комнате не было ни единого знакомого человека, который поправил бы бородача, сказал бы ему, за кем она замужем!
И сама мать Пеми не приучена разговаривать с чужими, как же она скажет, что этот тощий все напутал?
Мать Пеми яростно замотала головой, всем видом показывая свое несогласие.
— Как, Бханджакишор не ваш муж? — удивился бородатый, недоверчиво переводя взгляд с нее на свой список. — Странно. Сейчас уточним.
Он опять зарылся в списки. Мать Пеми, кипя от гнева, следила за каждым его движением.
Крепыш за соседним столом перебирал стопку своих собственных списков. Он остановился на одном, удовлетворенно постучал тупым концом карандаша и очень вежливо спросил:
— Вашего мужа зовут Лакшман Малик? Верно? Вот он у меня записан.
Новое предположение было еще чудовищней, поскольку касалось ее места в деревенской общине, места весьма высокого.
Грязные ругательства — какие только крестьянки могут обрушивать друг на друга, когда схлестнутся по-настоящему, — сами шли на язык, но губы не двигались, мать Пеми лишь про себя крыла жирного болвана.
«Ублюдок недоношенный! Мать твою змей поимел, так она тебя выродила. Чтоб ты от холеры сдох! Чтоб твой труп на помойке протух! А раньше чтоб с ним ведьма с вывороченными ногами позабавилась!»
Мать Пеми колотило от злобы, но рта она не раскрывала. Больше всего хотелось ей плюнуть в сальную харю, но она не шевелилась.
Бетель жег ей рот — извести переложила, — и мать Пеми выплюнула жвачку на пол. И, только увидев на полу полуразжеванный бетель с ярко-красной слюной, поняла: теперь и впрямь все на нее уставятся. Не успев подумать, в ужасе от собственного поведения, она скоренько наступила босой ступней на жвачку, а другой ногой стала затирать слюну, все шире размазывая ее по полу.