— Вик, ты же знаешь нашу с мамой историю…
— Пап, не все браки, организованные родителями, оборачиваются искренней любовью и крепкой семьей. Вы вообще исключение из правил!
— Наверное… Просто столько лет ты жила словно в своем мирке, как тепличная розочка… А граф… он был очень убедителен в своих чувствах… И я решил, что раз твое сердце свободно, то вполне возможно, оно ответит взаимностью на его чувства. Как когда-то твоя мать ответила на мои.
— Вот не смей приплетать сюда маму! — разозлилась я. — Она бы точно не стала давить на меня!
— А потом я узнал о вас с Горским… И решил, пусть все идет, как идет. В конце концов, у каждого своя судьба.
— Согласна, пап. Рада, что ты это понял.
Отец неуклюже, как-то по-медвежьи стиснул меня в своих объятиях. Наверное, я уже простила ему все. Роднее человека у меня просто нет. У него тоже. И я уверена, что он искренне желает мне счастья.
Хорошо, что на глазах водостойкая тушь, потому что слезы все же пролились на пылающие щеки.
Глядя на нас, Лиля, лишенная родительского участия, сама разрыдалась, причитая, какая мы крепкая семья, и что мы должны беречь друг друга и никогда не ссориться, после чего последовали уже тройные объятия и слезы в три ручья. Я всего раз видела, когда суровый бизнесмен Виктор Беккер позволил себе безмолвные слезы — на похоронах мамы, поэтому сейчас столь открытое проявление чувств выбивало из меня все обиды на отца.
— Ну все! Пора.
Мы привели себя в порядок и нашей скромной русской делегацией отправились на графские смотрины.
Полный народу зал восхищал великолепием. Огромный по своим масштабам, с высокими панорамными окнами, сияющими, как чистейшие бриллианты, хрустальными люстрами, отражающимися яркими бликами в начищенном до зеркального блеска паркете.
Огромная живая ель, переливающаяся всевозможными огнями, распространяла ненавязчивый аромат зимних праздников. Захотелось почистить мандарин, чтобы в смешении цитруса и хвои почувствовать запах родного дома в новогоднюю ночь.
Небольшие круглые столы, по-домашнему покрытые кружевными скатертями с забавными новогодними принтами, напоминали островки, на которых в изящной посуде разместились угощения. Перед каждой закуской на изящной карточке подписано название и состав.
Вот островок с классическими закусками. Словно произведения искусства на белоснежном фарфоре притаились различные канапе: из мини-картофеля с беконом, из салями с овощами на ржаном тосте, камамбер с клубникой и фисташками, копченый лосось со сливочным сыром, тигровые креветки с ананасами, сыр с голубой плесенью и виноградом, капрезе, пармская ветчина с вялеными томатами, а также канапе с сыром и фруктами.
На соседнем столике разместилось целое ассорти из тарталеток. Мини-волованы с красной икрой, мини-жульены с грибами, тарталетки с греческим салатом, буше с паштетом из куриной печени, тарталетки с икрой палтуса, мини-брускеты с запеченными овощами, с тунцом, с ростбифом и аришоками, тар-тар из лосося с каперсами.
Фруктовый стол: брускеты с клубникой и кремом чиз; с фруктами и ванильным кремом; с запеченным яблоком и корицей; тарталетки с карамболой, персиком и сливочным кремом; хрустальные стаканчики с клубникой, виноградом и киви.
Десерты: всевозможные пирожные, красивые настолько, что даже жалко есть, клубничная и цитрусовая панна-котта, капкейки, муссы, профитроли и слоеные трубочки, суфле, мильфей, чизкейки…
Жутко захотелось есть, но официального разрешения пока никто не давал. И я вдруг распереживалась, что как только появится граф, мне сразу станет совершенно не до еды, а потому едва не расплакалась от того, что не попробую все это великолепие.
И я бы позволила себе стащить хоть что-нибудь, если бы каждый присутствующий в зале родственник не пускал в меня рентгеновские лучи, стараясь разобрать на атомы. А даме в короне не пристало исподтишка таскать бутерброды.
Решили с Лилей немного отвлечься, разглядывая, как ловкие официанты разливают розовое и белое шампанское по хрустальным широким бокалам, возведенным в высокие пирамиды, расставляют кувшины с лимонадами и свежевыжатыми соками, устанавливают на многоэтажные подставки чистые, прозрачные как слеза младенца, стаканы.
И все же перестать думать о еде было сложно.
С нами приветливо перебрасывались любезностями уже знакомые лица с до сих пор незнакомыми именами, приятным фоном играла живая музыка — очаровательный блондин в белоснежном костюме виртуозно ласкал клавиши рояля, а классическая «К Элизе» приятными мурашками растекалась по коже.