— Ты что ж, выходит, одна побелку производишь?
— Одна, а чего ж тут такого? — воскликнула Марина, принимаясь разводить известь в ведерке поменьше.
— Ну и ну! Комсомолию позвала бы на помощь.
— Так сейчас же все заняты! А мне что? Время есть, три дня свободных, в клубе ничего не проводится. Вот я и решила.
— Неужели это твоя обязанность?
— Обязанность не обязанность, а нельзя же нашим гремякинцам в таком клубе сидеть. Позор! Стенки серые, мрачные. Третьего дня товарищ из районного отдела культуры заезжал. Посмотрел клуб, упрекнул справедливо: «Неужели, — говорит, — побелить не можете?» И верно: чего ждать? Побелку все-таки сделать можно? Можно. Вот я сегодня и взялась. Побелю и без председателева благословения.
— Так вон ты какая, красавица!
— Какая же я, Григорий Федотыч? Обыкновенная…
Известь Марина раздобыла у строителей, квартировавших на той же улице, где жила и Лопатиха, а ведрами ее снабдили в школе. Узнав, что затевает квартирантка, Дарья Семеновна пообещала ей помочь, да что-то задерживалась. Не было и Люси Веревкиной, девушек из третьей бригады, внучки бабки Шаталихи — шустрой, востроглазой Лены Кругловой. Еще вчера Марина договорилась, что все они придут приводить клуб в порядок, но вот уж шестой час вечера, а никого нет. Ну, а раз они не пришли, значит, что-то помешало, надо самой браться за работу, хоть это и тяжело, нескоро закончишь побелку; пожалуй, и за три дня не успеешь, а в субботу надо показывать кинофильм.
Рассказав все это деду Блажову, Марина взобралась на лесенку и принялась за работу.
— Эх, неувязка какая! — посокрушался он и, присев на подоконник, спросил: — Скажи, а председатель в сильном недовольстве был, когда узнал про клубную пропажу?
— Ругал крепко. И за баян, и за выброшенные скамейки. Указания руководства, говорит, надо выполнять вовремя, иначе порядка не будет.
— Порядок он любит, это для него — первейшая статья.
— Бухгалтер Ипполит Ипполитович настаивал вычесть с меня за пропажу. Да пришла в контору Татьяна Ильинична Чугункова, запротестовала. Разве ж, сказала, так можно — сразу обухом по голове? Долго спорила, потом предложила вычесть стоимость баяна с нее, а не с меня. Но тут я не согласилась. Чего ради?.. Вот тогда председатель и решил звонить участковому милиционеру, чтоб тот занялся розыском ночных безобразников и баяна.
— И позвонил?
— Не успел. Как раз заявился Чудинов, из поездки вернулся. И сразу признался, что в клубе это он с дружками насвинячил. Выпили и занялись японской борьбой, дзюдо называется. И баян он взял. Чего бесполезно лежит в шкафу? Дома можно позаниматься когда захочется… Видели б вы председателя в те минуты! Досталось от него Илье, грозился товарищеский суд устроить. А узнал, что Чудинов привез цемент, трубы и другое для строительства, сразу смягчился. Но все равно предупредил: в наказание не отпустит в область на курсы баянистов. Илья такого не ожидал, ведь все уже было договорено в районе, мне Евгения Ивановна сообщила… Я и сказала Павлу Николаевичу: «Не имеете права культработу тормозить!» А он на меня лишь пальцем погрозил: «Не перегибай палку, Звонцова!» И знаете что? Приказал Ипполиту Ипполитовичу все-таки вычесть из моего заработка за пропажу скамеек. Я не стала возражать. Под горячую руку человек чего не сделает!..
Марине теперь казалось все это смешным, а тогда, в кабинете председателя, ей было, право же, не до смеха…
Делала она побелку вначале неровно, неумело, на стене образовывались полосы, но потом наловчилась, осмелела, рука ее стала двигаться размеренно, плавно, как у опытнейшей хозяйки. И было хорошо во время такой работы разговаривать. Ей очень хотелось спросить о Максиме, узнать, что он делает, где бывает, но слова вертелись на языке, а произнести их вслух она не могла. Да к тому же и дед Блажов почему-то смолк, нахмурился. Он поглядывал на девушку так, будто оценивал ее. Она нравилась ему своей деловитостью, готовностью услужить старшим, хоть и была очень молода, и теперь он думал о том, что хорошо бы вот такую отзывчивую, добрую в жены сыну. Ишь как приноровилась — рука летает ловко и быстро, словно голубка крылом взмахивает!..
— Вот чего, дочка! — вдруг соскочил с подоконника дед Блажов. — Не надрывайся тут одна. Я все-таки сбегаю к этим, к обещалкам нашим. Пущай идут помогать, раз договорились!