«Молодец, всех обогнал!» — похвалила тонконогого Марина, может быть, потому что девчонкой бегала быстрее многих мальчишек.
Пока она купалась, шум дождя то слабел, то опять крепчал. Ребятишек возле сарая уже не было видно — разбежались кто куда. С дороги свернул грузовик с кирпичом и остановился под ивой. Шофер распахнул дверцу кабины, не вылезая, стал наблюдать за купальщицей. Даже издали хорошо была видна его белозубая улыбка на загорелом продолговатом лице. Он смотрел пристально, будто хотел, чтобы девушка непременно заметила его улыбку.
«Вот тип!.. Чего ему надо?» — подумала Марина и поплыла к другому берегу.
А шофер то ли позавидовал купальщице, то ли был самонадеянным смельчаком, быстро разделся, выскочил под дождь, попрыгал на одной ноге и с разбегу бросился в воду. Марина успела заметить, что он высок, голова маленькая, подстриженная ежиком. Через две-три минуты он поравнялся с ней, зафыркал, как морж. Дождь перестал мгновенно, лишь с ив все еще капало в реку, булькало, звенело.
— Здравствуйте! — весело сказал он. — А я еду, вижу — кто-то в дождь купается. Дай, думаю, тоже окунусь.
— Что вам надо? — спросила Марина, решив поскорее выбраться на берег.
Он поплыл рядом, то и дело заглядывал ей в глаза.
— Познакомиться с вами хочу. В вагоне знакомился, на рынке тоже, даже на похоронах, не говоря уже о кино и танцах, А вот в воде — ни разу. Вы — киномеханик, заведующая клубом? Слыхал. Слыхал, вместо Жукова?..
Трудно было понять, говорил ли он всерьез или шутил. Лицо и шея у него были бурые от загара, а плечи белые, но он не стеснялся этого, как не стеснялся своей нескладности, худобы. За день им было сделано несколько ездок по нелегким районным проселкам, он устал от напряжения и духоты в кабине, теперь же он забыл об этом, весь отдался новым ощущениям. Марина присматривалась к нему, молчала.
— Хотите, нарву вам кувшинок? — предложил он, явно стремясь добиться доверия девушки.
И, не дожидаясь ее согласия, он зашагал по воде, как журавль, в то место, где ярко желтели цветы.
Под ивой, за грузовиком, Марина оделась, расчесала волосы. После дождя на берегу все помолодело, поблескивало, все впитывало свет и тепло.
— Вот вам от шофера Ильи Чудинова! — подойдя, сказал парень и положил кувшинки у ее ног.
Марина поблагодарила, но тут же, спохватившись, сказала, чтобы он не подумал бог знает чего:
— Вам что же, некому в Гремякине цветы дарить?
Илья слегка насупился. Он натягивал на себя темно-синий комбинезон, который был ему коротковат.
— Ага, некому, — сказал он мрачновато. — Пока служил в армии, всех хороших девчат порасхватали. А кому попало дарить не хочется… Служил я в Туркмении. Пески, жара, безводье да верблюды. Вернулся в Гремякино и сразу в лес за грибами пошел. Истосковался по нашенской природе. Теперь вот шоферую, кирпич для стройки вожу…
Что-то он недоговаривал, скрывал, но, возможно, и нельзя было сразу все рассказать незнакомому человеку. Марина понимала: пред ней вдруг приоткрылся уголок чужой жизни, пока еще мало понятной ей. Ведь это был тот самый шофер, о недостойном поступке которого она уже слышала от гремякинцев. Так вот он какой!..
— Знаете что? — внезапно прервал паузу Илья. — Давайте-ка после купания, того… выпьем малость. У меня есть про запасец.
Он порылся в кабине, достал четвертинку, кусок колбасы, хлеб, огурцы, все это протянул Марине, подбадривая ее нагловатой улыбкой. Она решительно запротестовала:
— Нет, что вы? За кого меня принимаете?
— Жаль. Думал, вы смелая. А вы, видать, как все…
Илья больше не упрашивал ее, выпил сам, бутылочку зашвырнул в кусты и смачно захрустел огурцом. Марина не смогла скрыть разочарования: было что-то навязчивое, деланное в поступках парня, в его манере держаться, разговаривать…
— Осуждаете? — колко усмехнулся он. — Не бойтесь, аварии не будет. Последнюю ездку сегодня сделал… А может, в контору сообщите, как Илья Чудинов четвертинку опорожнил на берегу Лузьвы? Так это ж я после купания! И потом — чтоб скучно не было, для разнообразия в нашей гремякинской жизни…
Теперь Илья заметно хорохорился, храбрился, как бы от кого-то защищаясь. Марина негромко сказала:
— Я никого толком еще не знаю в Гремякине.
— Узнаете. Все узнаете. У нас — не город, каждый виден как на ладони. Пока я служил в армии, гремякинское житье сильно изменилось. Один бригадиром стал, другой — построился, у третьего пацан появился… А я как вернулся из армии домой, как сел за баранку, так, видать, и буду шоферить до гробовой доски.