— Не паясничай, тебе не идёт. Во-первых, в штурме и твои хвалёные спецназовцы участвовали, насколько я помню. Во-вторых, в замке он использовал Силу Источника. В-третьих, ты же его наверняка упаковал по высшему разряду, как особо опасного мага. Сомневаюсь, что без Источника он сможет вырваться из этих застенок. Ну и в-четвёртых, если он и отчебучит что-нибудь, то вряд ли ты сможешь посмотреть в глаза Доброславе, поскольку тебя распылят следом за мной. А может и первого — уж больно вид у тебя угрожающий.
— Очень смешно. А если серьёзно?
— А если серьёзно, то вряд ли твои спецы смогут его расколоть за оставшееся нам время. Думаю, у меня гораздо больше шансов договориться с ним лично, чем ждать результатов от тебя.
— О чём договориться?
— Об именах заговорщиков, об альтернативных планах, обо всём. Почему-то мне кажется, что человек, сумевший втереться в доверие к самому Драгомилову, не так прост, как кажется. Кстати, я надеюсь, профессора ментальному сканированию ты не подвергал? И ограничился домашним арестом?
Сыскарь вновь смущённо прочистил горло.
— Не понял?
— Нет, ментальному сканированию не подвергал. Ни его, ни остальных. Хватит мне уже сюрпризов.
— А что насчёт домашнего ареста? Только не говори, что посадил его в соседнюю камеру.
— Ну, не в соседнюю… Этажом выше. Там более комфортные условия.
— Гром!
— Что «Гром»? — огрызнулся Тавади. — Я прекрасно помню, что ты питаешь к этому яйцеголовому нездоровую слабость на исторической почве. Но он замазан в заговоре, вольно или невольно. Так что пусть посидит немного — если невиновен, отпустим. А если виновен, не обессудь.
— Если виновен, я самолично ему голову снесу. Только не виновен он, поверь.
— В моей работе оперируют фактами, а не верой. А факты далеко не в пользу твоего профессора…
Пререкаться между собой мужчины могли бы ещё долго — данная традиция уходила корнями ещё в дни их знакомства, но, к счастью, впереди замаячила цель данного путешествия. Камера для опасных магов охранялась парой дюжих стражей, с макушки до пяток упакованных в антимагическую защиту. Вид у охраны был довольно кислый.
— Что там? — поинтересовался Глава, остановившись возле сотрудников.
— Поёт, — почти не поморщившись, коротко отрапортовал первый. — Уже третий час как…
Переглянувшись, император и глава Тайной канцелярии подошли поближе, старательно прислушиваясь к происходящему в камере. Охранник говорил правду — приглушённая дверью, из камеры доносилась душевная песня на старорусском:
— … Владимирский централ — ветер северный!
Этапом из Твери — зла немерено!
Лежит на сердце… тяжкий груз.
Владимирский централ — ветер северный!
Хотя я банковал, жизнь разменяна.
Но не "очко" обычно губит, а к одиннадцати туз!
— А что, неплохо поёт. Душевно так, — пробурчал Тавади, когда песня стихла.
Бронислав только досадливо поморщился. Похоже, работа повлияла не только на фигуру старого друга, но и на его слух — мало того, что пленник осип, так ещё и фальшивил преизрядно. Что, впрочем, объясняло страдальческий вид стражей. Слушать несколько часов подобное пение не каждый сможет, особенно когда начальство запретило не то, чтобы применять к арестованному грубую физическую силу, а даже просто заходить в камеру.
— Грёбаные эльфы с их грёбаной магией! — тем временем донеслось изнутри. — Один раз в жизни услышал песню полностью — и как мне теперь расслышать её обратно?
Не успели слушатели удивиться подобному заявлению, как пленник снова запел. На этот раз слова были на староэльфийском, причём на диалекте дварфов. Новая песня повествовала о красивой дварфийской девушке, ожидающей своего суженого из забоя. К сожалению, ожидания были тщетны. Суженый нашёл огромный драгоценный камень, на который хотел выкупить свободу невесты, но был подло заколот в спину остроухим вертухаем, присвоившим камень себе. После чего подлец явился к этой самой девушке, хвастаясь добычей и склоняя девицу к отношениям сексуального характера.
— Похоже, это может продолжаться долго, — покачал головой сыскарь, когда история непокорной девицы закончилась и пленник, прокашлявшись, продолжил импровизированный концерт.
Повинуясь небрежному жесту, стражник отпер дверь, пропуская посетителей, после чего вновь замер неподвижным истуканом. Оказавшись внутри, император украдкой огляделся по сторонам — в здании на Привокзальной он бывал не раз, но вот оказаться внутри настоящей тюремной камеры довелось впервые.