Быстро прошла длинный коридор, заглянула в солдатскую палату.
— Онучин, пойдемте. Поможете мне.
Глава XVIII
Его одежда в шкафу, на полу сложенные книги стали будто живыми. И она разговаривала с ними. Ничем теперь не помочь ему. Если болен — в тюрьмах повальный тиф, — или голодает? А передачи не берут.
Все принимала как должное — заботу, любовь… Большую человеческую любовь не оценила.
Белые катятся, верно говорил генерал, Красная Армия близко. Но кто доживет, кто дождется? Каждый может не дождаться — хватают кого попало. Офицеры бесчинствуют. Вечерами в окнах «Европы» мечутся тени, гремит «Матчиш», разухабистый «Шарабан». Рассказывают, что офицеры там стреляли в цель, попали в скрипача из оркестра. На Соборной площади ночью зарубили не то двоих, не то троих. Когда темнеет, на улице чувствуешь себя беззащитной. Прежде так редко ходила одна, но и одной не бывало жутко. Наверное, оттого, что вообще-то была не одна.
— Это… кто?
— Ахматова.
— Почему «последней свободой»?
— Наверное, потому… — он помолчал, чуть повел плечами, — что любовь — добровольная несвобода.
— Дайте книжку.
Он протянул тонкую книжку.
— Вам, пожалуй, не понравится еще.
— Что значит «еще»?
— Вы слишком юны.
— «Белая стая». — Раскрыла наудачу: — «Как белый камень в глубине колодца, лежит во мне одно воспоминанье…»
И уже не могла оторваться. А он спрашивал и как будто радовался:
— Вам нравится? — Потом сказал: — Конечно, вы повзрослели. А мне кажется, что вы та же ершистая девчурка с длинными косами, с какой я познакомился два года назад.
Она взглянула на него:
— Вы тоже… повзрослели.
И оба засмеялись. Она стала помогать ему разбирать книги.
Сколько прошло уже? Он принес тогда последнюю связку книг, расплатился со своей хозяйкой. Наверное, не только из-за Ираидиных сплетен не хотел он жить здесь. А последние дни почти не заходил, встречал, провожал… В тот день согласился прийти обедать. Ефим Карпович привез из деревни поросят, Ираида ей продала самого маленького и даже великодушно зажарила. А Станислава не было и в три, и в половине четвертого, и в четыре. Замутила такая тревога, что ни о чем уж и думать не могла, решила позвонить в редакцию, хотя он предупреждал, чтоб не звонила:
— Похоже, что провокатор завелся у нас. Кто? Не понять.
Открыла дверь в коридор и столкнулась со старшенькой Рогова. Глядя в сторону, девочка сказала одним духом:
— Мама велела, чтоб со мной шли.
— Зачем? Папе плохо? — И отлегло. — Станислав Маркович у вас?
Пашенька вытерла носик варежкой и, рассматривая ее, быстренько проговорила:
— Папа… ничего. Мама только велела прийти.
— Зачем? Станислав Маркович у вас?
— Нет… Я не знаю. Я от знакомых. Я ничего не знаю. — Взгляд ее увертывался, и голос неестественно играл.
— Подожди, я позвоню в редакцию.
Девочка растерянно вскинулась:
— А там никого уж нет!
— Что случилось, Пашенька? Скажи.
Девочка отмахивалась варежкой, по-нарочному легко попискивала:
— А что случилось? Я ничего не знаю, только пойдемте…
— Ты знаешь, я вижу. Нехорошо так… — «Что я на девчонку, ей так велели… Как люди не понимают?..»
Пашенька трусила впереди, прятала лицо в полушалок, хотя Виктория ничего уже не спрашивала. Минутами пробовала успокоить себя: «Может быть, все-таки Рогову нужна, всего три дня назад ходила банки ему ставить». Пашенька вдруг свернула на Картасную.
— Ты куда меня ведешь?
— Мама у знакомых. Туда и велела.
Значит, арестован. Лишь бы не убили. И вспомнила, как он говорил о порках, пытках, диких издевательствах: «Самое низкое, безнравственное, омерзительнее убийства — надругательство над человеком, над человеческим достоинством… Это кощунство».
Только бы с ним не случилось…
Безвыходность стиснула еще прежде, чем Рогова сказала виновато:
— Арестовали редакцию всю. И Стасика нашего… — И что-то потом еще долго рассказывала, плакала.
Уже третья неделя. Надо идти, Дуся говорила, что сегодня узнает. Пять человек забрали. Рогова спас плеврит. Надо бы узнать, как он сейчас, где прячется. Глухарь. И легкие никудышные. Ох, морозы схватили. Необычно долго стояла в этом году мягкая погода. Накануне ареста, утром, встретил почти у клиники, в одно слово спросили друг друга: