— Он к нам каждый день ходить будет, поняла? — крикнула красная от гнева Василиса Панкратова и упала на стул.
Вика плакала — нечего было ей делать.
Плачет она и сейчас, но очень редко, только когда Федя внезапно мелькнет в памяти. И его образ так молод, так свеж, так привлекателен. С тех пор, с той дождливой субботы они больше не виделись — предчувствие было верным, пугающе верным. Она не объяснилась перед ним, лишь написала бедное сообщение — за что годами винила себя. Федя же долго переживал внезапное расставание; терзался, страдал — и работал, спасался в университете и журнале. Ничего не было слышно о нём, пока однажды, лет десять спустя, в новостной ленте ни появилось: «Федор Анисимов — молодой главред Санкт-Петербурга». Василиса и Павел Панкратовы все-таки свели дочь с Петром. Вика не могла поверить: «Двадцать первый век!» Ей было тяжело настолько, что самоубийство казалось единственным выходом (и было три попытки); но путешествия, роскошь и самодовольная свобода сломили её. А потом — двое детей, Настя и Катя, и жизнь изменилась, навсегда погибли принципы, — а вместе с ними и большинство воспоминаний. Таков был выбор.
Конец