Выбрать главу

Нигдеева все перебирала в руках узлы. Отвратительное сухое шуршание пробирало до костей.

— Ненавижу такие нитки, — вырвалось у Ирины. — Даже название… мохер… бррр…

— Я тоже, — кивнула Яна. — Фильке тогда здорово влетело за них… Хорошее слово — «влетело», да? Оно. Влетело. Само. Звучит намного лучше, чем «двое взрослых орали на десятилетнего пацана сорок минут за то, что он отмотал два метра пряжи». А потом запретили дружить с девочками, которые плохо на него влияли, — она прерывисто вздохнула. — Беда в том, что ему больше не с кем было дружить. Понимаешь, он был толстый.

Мурашки на руках Яны стали крупнее, и на бледной коже резко выступили веснушки. Как брызги ржавой болотной воды. Внезапно Ирине захотелось попросить Нигдееву заткнуться, но она не смогла вымолвить ни слова.

— Наверное, поэтому он и пошел за мной тогда, в самом конце, — сказала Яна. — Зря он это сделал.

Ничего не хочу об этом знать, подумала Ирина. Нигдеева снова открыла рот, и Ирине захотелось завизжать, чтобы заглушить то, что она скажет.

— Ты примешь за меня пересдачу? Я хочу уйти в отпуск пораньше. Там всего четверо, вместе с этой девицей… Ей точно лучше тебе сдавать, она же со мной в обморок грохнется от неловкости, еще откачивать придется.

— Конечно, — быстро ответила Ирина. Она чувствовала себя так, будто в полуметре от нее с визгом и скрежетом затормозил грузовик.

Яна кривовато улыбнулась.

— Кстати о студенческих байках, — ее глаза блеснули недобрым весельем, и затормозивший грузовик неуловимо качнулся, оживая. — Помнишь, я встречалась с парнем с биофака?

— Да, — настороженно ответила Ирина. — Славный такой.

— Да, он очень хороший, — легко согласилась Яна. — Я попросила сделать его тест ДНК, — она прикоснулась к костяному кулону на шее. — Хотела убедиться.

Грузовик взревел мотором, колеса пришли в движение, и многотонная махина мучительно медленно, неотвратимо двинулась вперед.

— Убедиться в чем? — спросила Ирина, уже зная.

— В том, что кость действительно человеческая.

Ирина демонстративно посмотрела на часы и встала.

— Тебе точно пора в отпуск, — сухо сказала она. — Пересдачу у твоих студентов я приму. Отдыхай, ни о чем не волнуйся.

Нигдеева молча ухмыльнулась в ответ.

2

Из-под синюшных казенных ламп, безжалостных, круглосуточных, отрицающих внешний мир, — в бледный ветреный полдень. Ольга застыла на крыльце, будто на мгновение потеряла вес, поплыла в этом невесомом, припыленном, забытом свете. Над городом О. дрожал запах робкой зелени. Ветер клеил на туфли липкие оболочки тополевых почек. На пятачке сухого асфальта у служебного входа распластались бродячие собаки, — лежали в полном довольстве, щурились, подставляли тощие животы тусклому солнцу.

Ольга облизнула сухие губы и с преувеличенной сосредоточенностью принялась натягивать куртку. Заметила стаю, поморщилась: непорядок, надо сказать поварам, чтобы перестали уже подкармливать, куда годится, — и тут же забыла, отвернулась, отвлеклась, поглощенная каменной усталостью. Навстречу, шумно дыша и подволакивая ногу, поднялась обмотанная пуховым платком старуха, окинула цепким взглядом усталое Ольгино лицо, разношенные туфли без каблуков, приостановилась: «Доченька, Волоконов где лежит?». «В регистратуру», — машинально ответила Ольга. Старуха неодобрительно качнула головой, прохромала мимо. За спиной грохнула, притянутая мощной пружиной, дверь. Ольга согнулась, нащупывая замок молнии. Разбухшая сумка оттягивала локоть. Глаза защипало; Ольга прижала к ним пальцы, с силой помассировала веки.

Сразу после полуночи снова привезли молчуна — на этот раз пятиклассника из Полинкиной школы. Припозднившийся с прогулкой собачник нашел его на окраине Японской Горки. Лицо мальчишки застыло в маску с иссиня-красным, неестественно ярким ртом. Но страшнее всего были его руки — сведенные судорогой когтистые лапы в синюшно-багровых пятнах. Увидев их, Ольга едва не завизжала. Дотронуться до них казалось невозможным, будто коснуться скользкой ядовитой жабы. Ольга суетливо семенила рядом с каталкой, стараясь думать о том, что до сих пор у молчунов не было проблем с кожей, и, может быть, это подсказка, может, теперь врачи наконец смогут понять, что происходит, но все вытесняла тоскливая мысль: сейчас придется прикоснуться к этой ладони, закатать рукав, найти вену на этой покрытой отвратительными пятнами руке. Здесь никакие перчатки не помогут. «Да придерживай», — сквозь зубы пробормотал санитар, когда каталку тряхнуло на разошедшемся шве линолеума. Ольга, сжав зубы, опустила руку на тощую мальчишечью ногу, облепленную влажными джинсами. Присмотрелась — на коленях темнели мокрые пятна, по которым расплывалось нечто лиловое; к ткани прилипли мохнатые кусочки мха-сфагнума, а чуть выше на бедрах виднелись широкие красные полосы.