Вот тут я и решил ему намекнуть о заблуждении в прошлом и, быть может, в настоящем. Принесли второе блюдо, кажется бифштекс, я молча взял у Виктора нож и вилку, пододвинув на видное место ложку. Он посмотрел на меня удивленно.
- Валяй, - ободрил я его. - Когда-то ты обходился без вилки и ножа.
И Виктор, позабыв все приличия, хохотал до слез, до колик в желудке.
Приблизился вечер. Жара спала, потянуло прохладой. Мы приехали на аэродром. Начальника штаба нам удалось найти на бетонке перед ангарами.
Мы доложили о своем прибытии.
- Эх, друзья! Не мог я вам вчера сообщить, дым идет коромыслом!.. Супрун стартовал еще вчера. Сегодня был в Смоленске и, наверное, пошел дальше.
Начштаба, видно, прочел что-то на наших физиономиях, так как добавил:
- Не огорчайтесь, все равно ему не было смысла ждать - все наличные самолеты он забрал с собой, а "безлошадные" люди еще остались. Будут самолеты - позовем и вас. А пока и своих летунов некуда девать.
- Может быть, еще можно догнать? - спросил я, сгоряча хватаясь за соломинку.
- На чем? - начальник штаба покачал головой. - Самолетов нет, желающих воевать сколько угодно. Пока не на что и рассчитывать.
- Подождем следующей отправки, - не сдавался Виктор.
Начальник штаба устало посмотрел на него. Еще раз внимательно перечитал наши документы, характеристики и сказал:
- Зря горячитесь, ребята. Нет необходимости посылать испытателей, когда боевых летчиков хватает. Некуда вас определить, и нет времени с вами заниматься. Направляю вас обратно в институт к комбригу Громову.
Мы доплелись к автобусу. Нужно было справиться с собой и не показать свою растерянность механикам. Пока я думал, как сказать им, Виктор отрубил:
- Поворачиваем обратно. Не берут - не нужно. И получше нас сидят без самолетов.
Утром мы доложили о своем возвращении начальнику института.
Михаил Михайлович Громов, Герой Советского Союза, известный летчик-испытатель, стоял в кабинете, держа руки за спиной. Выслушав нас, прошелся по кабинету, посмотрел на аэродром и сказал:
- Удивительно кстати вернулись, здесь назревают планерные дела. Срочно командируетесь на заводы испытывать десантные планеры. Дело чрезвычайно важное, там необходим ваш опыт.
На этом разговор закончился, мы возвращались к испытаниям.
Я вновь за штурвалом планера. Впереди, дымя тремя моторами, повис в воздухе транспортный немецкий "юнкерс". Будто бы мы ему с планера забросили на спину лассо и держим, чтобы он не двигался вперед. На фоне мягкой серой мглы, скрывающей от глаз небо и землю, "юнкерс" кажется ярко-оранжевой бабочкой, пришпиленной к шкатулке. Только мчащиеся над головой разводы перистых облаков - до них рукой подать - напоминают, что мы в движении. Под нами в три ряда тянутся корпуса завода, дальше зеленое поле аэродрома. "Юнкерс" - рыжий. Буквы "СССР", нет и намека на кресты.
На мгновение представляю себя в самолете МИГ-3. Вот захожу "юнкерсу" в хвост. Здесь и короткой очереди хватит!
И я с большой грустью вспомнил полк Супруна и самого героя. Уже через неделю после их вылета на фронт стало известно, что Степан Павлович Супрун пал в неравном бою. Немногие летчики уцелели из его полка. Безудержно храбро бросались они на истребителях атаковать колонны наступающих фашистов с бреющего полета. Степану Павловичу тогда первому посмертно было присвоено звание дважды Героя Советского Союза.
На этом "юнкерсе" летят мои товарищи, пилотирует его летчик-испытатель Николай Васильевич Гаврилов. Он меня буксирует, я провожу испытания нового большого десантного планера "Сокол".
Пророчества Минова сбывались. Командование армии, хотя и с запозданием, заказало ряд десантных планеров. Стали отзывать планеристов для формирования планерных частей воздушнодесантных войск. Планеристы оказались разбросаны "по всему свету". Кое-кто из них попал в авиацию, но большею частью в суматохе первых дней войны они оказались пехотинцами, артиллеристами, саперами. Среди испытателей нашего института оказались трое опытных планеристов: Расторгуев, Федоров и я.
Володя Федоров отправился в Сталинград, где для него был подготовлен большой десантный планер инженера Курбалы. Виктору Расторгуеву поручили испытание двадцатиместного десантного планера конструкции П. В. Цибина (КЦ-20), мне - два других планера: "Сокол" и "Орел".
Стоит чуть повернуться назад, видны большие темные крылья "Сокола" - зеленые, с темными разводами, будто от пролитых чернил. За спиной моего сиденья уложены и туго привязаны к бортам мешки с песком. Пока вместо солдат.
На переднем мешке, чуть справа от меня, сидит, наклонившись вперед, ведущий инженер Леонид Васильевич Чистяков. Сидит на мешке и на своем парашюте - ему высоко. Голова упирается в потолок кабины, поэтому он наклоняется близко ко мне. Настроение у него, как всегда, боевое. Смотрю вперед, а он бойко говорит мне в правое ухо. Шумит ветер за бортом, и Леонид Васильевич вынужден повышать голос. Постепенно я свыкся с криком и временами теряю нить его речи.
- Не помню, - гудит он, - говорил ли я тебе, мне тоже пришлось приобщиться к планеру. Еще в Пулкове, когда учился в институте.
- Летал? - насторожился я.
- Да. Подлетывал. Сперва с горки на учебных "стандартах". Потом на Г-9. Интересная была пора. Необычная романтика.
"Какого черта, - подумал я, - работы невпроворот, нас разбросали по заводам, летаем, летаем, а дела все не убывают. Тут же, рядом, пропадает планерист".
- Боюсь, что испытания "Сокола" затягиваются отчасти по причине слишком большой привязанности к нему ведущего, - сказал я.
Чистяков засмеялся.
И меня озарило.
- Романтика, говоришь? Это сильно сказано, - начал я вкрадчиво. - Будь ласков, Леня, подсунься еще ближе... Так. Вот теперь берись за управление...
- Да ты что, Игорь! Ведь это было так давно. Я все забыл, - взмолился он.
- Увидим. Двигайся еще ближе, сейчас все вспомнишь, это нетрудно. Научившись однажды плавать, бросайся в реку смело - не утонешь!
Он заколебался.
- Леонид Васильевич, передаю тебе штурвал, педалями буду управлять сам. Тут уж ничего не поделаешь - командиру корабля надо подчиняться.
Через минуту Чистяков уже совершенно успокоился и, крепко навалившись на меня справа, так что мне пришлось втиснуться в левый борт, угловато двигал штурвалом. Наш планер, немного покачиваясь на тросе, стал довольно сносно держать строй на буксире и даже в развороте. Механик-сцепщик, только что беспокойно высунувшийся из люка на спине "юнкерса", перестал суетиться.
Чувствую, неуверенность на лице Чистякова исчезла, появился интерес, вспыхнула искорка спортивного увлечения.
- Хорошо, - подбадривал я, - ты действительно остался верен своей романтике юности. Пилотируешь вполне успешно, правда, пока педалями не управляешь. Но это не беда. Вижу, что летал на учебном самостоятельно - полетишь и на десантном!
- Ну, хватит, - сказал он, - пора взяться за режимы.
Через полчаса мы приземлились.
Леонид Васильевич сиял. Еще бы, он вел планер на буксире и вполне справился! Однако он еще не догадывался о моем дальнем прицеле. Посоветовавшись с Николаем Васильевичем Гавриловым, мы оба пришли к выводу, что риск сравнительно невелик и цель вполне будет оправдана.
На следующий день Чистяков подошел к планеру с очередным заданием.
- Вот полетный лист, - сказал он, - посмотри режимы.
- Мне это ни к чему. Теперь, брат, полетишь сам.
- Ты шутишь, Игорь? - Он забеспокоился, улыбка сбежала с лица.
- Нисколько. Пойми, сейчас у всех горячие дни. У меня готов И-16 с турбокомпрессорами и "Орел". Твой "Сокол" вяжет меня по рукам. Зря ты волнуешься, говорю тебе как бывший инструктор. Для общего спокойствия первый полет буду буксировать я, постараюсь сделать это аккуратно. Самый подходящий момент тебе в люди выходить!