На старте спор: "Сколько он их накрутил?"
Одни говорили - под триста. Другие уверяли - более трехсот.
Однако надоело. Шут с ним: сядет сам, или ветер "сдохнет" и опустит его вниз. Стало любопытно: чем это кончится? Всем уже захотелось есть. Потянулись к столовой.
Теперь, по прошествии более тридцати лет, мне самому захотелось разобраться, как мог такой более чем скромный парень, доверчивый, наивный, принимавший дотоле, как мне казалось, окружающую жизнь в масштабе один к одному, устроить такой неслыханный по дерзости "спектакль"?.
Артем появился на "Первомайке", на планерной станции, что под Сходней, зимой двадцать девятого - тридцатого года. Как и все мы, он начинал учиться летать, преодолевая сугробы в ботинках с галошами, которые прикручивались к ногам веревками, чтобы не потерять в снегу.
Ему тогда не было и шестнадцати. Артем был худ и узкоплеч. Не выручал даже средний рост - парень казался заморышем. Костяк его легко угадывался сквозь гимнастерку юнгштурмовки. Такую форму носили все мы: рубахи цвета хаки навыпуск под ремешок. Штаны такие же - помесь брюк с галифе.
Ансамбль, как теперь говорят, дополняли серые чулки до колен поверх брюк и грубые башмаки. Бумажные брюки, разумеется, вечно морщинились на коленях неизгладимой гофрой. Зеленый картуз венчал этот наряд.
Но не подумайте, что такой вид нас как-то унижал, в смущение приводил. Ничуть. Мы были счастливы. Наш вид, пожалуй, был предметом зависти, ибо каждый из нас носил на рукаве эмблему - серебряные парчовые крылышки на голубом лоскуте. В центре горела звездочка.
В этом и весь секрет.
Об авиации Артем читал все. Знаменитых авиаторов знал по именам. Как и все мы тогда, любил всемирную историю летания, в детстве увлекался моделями, строил их сам. Путь от модели к планеру, а дальше - к самолету в те годы был самым обычным.
Молчанов умел работать и помогал всем, кто бы ни подломал планер. Как говорят, у него чесались руки. Нет полетов - он у планера все равно. Обожал планер, холил его, подкрашивал, лакировал, "сдувал пылинки".
В один отличный зимний день на "Первомайке" собирали "Красную звезду" - новый планер Сергея Королева. Артем вертелся здесь же.
Роман Пищучев вдруг крикнул:
- Артем! Что с твоим носом?.. Три снегом скорей... Сильней... Дурень, не так... Ты весь вибрируешь, Молчан, давай погреемся!..
Артем, поддерживая крыло "Звезды", крепился в своем "семисезоне", старался спрятать дрожь.
Крыло планера корнем уже вросло в овал фюзеляжа. В кабину нырнул с головой конструктор и пилот Сергей Королев. Затягивая там мощнейшие болты, мурлыкал себе под нос: "Звезда любви, звезда заветная!.."
Артем тоже держал характер: твердо решил закаливать себя.
Настал момент, Королев проговорил весело:
- Ну что ж... Потащим "Звездочку" на старт!
- Любители авиации, под хвост! - скомандовал Роман Пищучев, старший из планеристов.
Парни облепили машину.
Когда вишнево-желтую птицу тащили на склон горы, за ней тянулся след, как пашня на снежной целине. Крики, хохот, настроение преотличнейшее; шутка сказать, такое зрелище - первый полет первого в мире пилотажного планера!
- Говорят, мертвые петли на нем можно будет крутить, - сказал кто-то.
"Звездочку" установили для взлета. Сергей Павлович сел в кабину, опустил на шапке уши. Человек двадцать ухватились за концы четырех усов амортизатора. Стали тянуть - резина, потрескивая на морозе, растягивалась плохо. Кто-то крикнул: "Старт!" И "Звездочка" скользнула, взметая снежную пыль.
- Ложись! - заорали вдруг, и все уткнулись в снег.
Только один из двадцати не выдержал и обернулся.
Планер пронесся низко. Крыло скользнуло Молчанову по шапке. Шапка слетела, Артем упал. На снегу заалела кровь.
В больнице ему наложили шов. Рана оказалась пустяковой, но на носу остался шрам. В этот день над Молчановым никто не смеялся, зато в последующие...
"Авиационный" нос Артема, слегка повернутый набок, стал предметом бесчисленных и чертовски глупых насмешек.
- Молчан, высморкай руль поворота, испортишь клей!
- Товарищ инструктор, - спросил Артем однажды Катю Гринауэр, у которой он учился, - скажите, скоро я стану летать?
- А что ты так торопишься, Артем?
- Просто так... - замялся он и добавил: - Сторож, может, станет уважать меня так же, как других.
Прошло, должно быть, с год. Артем научился летать с небольших горок и так загорелся полетами, что все его помыслы были только о них.
Где-то ранней весной, когда снег на горе совсем обледенел, задул прекрасный ветер. Молчанов решил попробовать парить. Но вот вопрос: как запустить планер? Людей нет.
Тогда он придумал хитрость. Уговорил Ваню-возчика помочь ему на старте с конем. Они устроили такую "репку": Ваня, рязанский парнишка, надел на Графчика, лошаденку "лет под сто", хомут. От хомута пропустил веревки к перекладине; резиновый шнур-амортизатор прицепили к ней одним концом, а другим - к планеру.
Артем, важничая перед Ваней, уселся в кабину планера, поправил шлем, и Ваня стегнул Графчика под гору.
Но едва Графчику удавалось сделать несколько шагов под уклон, как упрямая резина возвращала его "задним ходом" к планеру.
Наконец Ваня изловчился, и они с Графчиком осилили резину. Молчанов собрался уже стартовать, как вдруг Графчик поскользнулся передними ногами, и его тут же развернуло фасадом к летательному аппарату. Хомут соскочил с головы лошади и, просвистев снарядом, прямым попаданием ударил Молчанову в кабину. В итоге заметно пострадал нос планера. Увы, и не только планера...
Так появилась у Молчанова отметина вторая. Это обстоятельство дало насмешникам немало пищи.
Когда в шутки включались более изобретательные и старшие парни, Артему ничего не оставалось, как убегать в ангар. Возможно, он и плакал там, только этого никто не видел.
В Артеме удивительно уживались замечательные летные способности и инженерно-конструкторская сметка с необычайной, какой-то детской доверчивостью и прямотой. Создавалось впечатление, будто до школы и в школе он общался с идеальными детьми.
Все же в нем, как видно, готовился какой-то взрыв. И это произошло, когда один шутник довольно зло разыграл его.
- Давай, Молчан, жить коммуной, - предложил однажды шутник, - одну пятидневку я плачу за все, что мы съедим, другую - ты. Идет?
- Идет, - воодушевился Артем. - Давай! - Сам, может быть, подумал: "Вот случай наесться вдоволь".
Но первая пятидневка началась несколько иначе: тот, другой, ел - Артем платил. Условия чугунные - ешь, что захочешь и сколько осилишь, можешь даже заказывать буфетчице особо изысканные блюда на завтра.
Выбор, правда, был не велик, но все же...
На следующий день Молчанов буквально взвыл. Новый "аттракцион" привлек всеобщее внимание. Да и не мудрено.
- Паша! - говорит буфетчице "коллега" Артема, обводя глазами полки. - Паша, пожалуйста, вон ту коробочку конфет.
- Эту? - переспрашивает Паша.
- Нет, вон ту, повыше. Вот-вот.
Артем засмеялся растерянно, думая, что все это шутка. Сам говорит тихонько, смущаясь:
- Что ты? Зачем? Ведь это дорого!..
- Нет, Паша, я передумал.
У Артема чуть отлегло.
- Не эту, а вон ту, побольше, с оленем. Шоколадным набором она у вас зовется, что ли? - И, обратившись ко всем, с грустью добавил: - Так захотелось сладенького, давно не едал.
Молчанов оторопело окинул всех взглядом:
- Да что же это?..
- Сам понимаешь - уговор.
Затем следовал заказ на завтра. Всем стало ясно: Молчанов валится к черту в пасть.
И вот однажды Артем Молчанов как-то сумел объединить когорту против того парня - в этом случае сочувствующих оказалось много.
Они застали шутника врасплох, набросились, связали ему руки, ноги, и Молчанов, не жалея химических чернил, разрисовал парню живот.