Я смеюсь и еще глубже зарываюсь ногами в песок.
Он снова смотрит на часы.
— Я должен идти. Отец убьет меня, если опоздаю. — Он встает и берет свою доску, которая лежит все на том же месте, на котором он ее и оставил. Я удивлена, что ее никто не стырил. Либо он очень авторитетен, либо многие его знают и не трогают его вещи.
— Спасибо за урок, — говорю я.
— Всегда рад. Дай мне знать, когда мой первый урок игры на гитаре. — Он улыбается и направляется к своему дому.
Мое тело болит. Мне не хочется идти к дому Джо. Может, просто прикорнуть на пляже?
А затем я вспоминаю, что на мне надето. Возможно, люди ошибочно примут меня за мертвого тюленя или кого-либо еще.
Поднимаю доску и полотенце и иду к дому.
Когда я открываю входную дверь, меня приветствует голос.
— Повеселилась?
Смотрю на маму, которая сидит у стойки. В руках она держит чашку кофе и выглядит уставшей.
— Да. Я поймала волну, поэтому сейчас типа знаю, как серфить.
— Хорошо. Я рада, что ты хорошо провела время.
Я мешкаю, но все равно спрашиваю:
— Ты в порядке, мам?
Она улыбается.
— Я в порядке, милая. Просто устала.
— Уверена?
Она кивает.
— Где ты вчера была? Джо сказала, что ты ушла, но она не знала куда. Я…беспокоилась о тебе. — Трудно признаться в последнем, но это правда. Я о ней беспокоилась.
— Мне просто хотелось проветрить голову. Я в порядке.
— Ох. — Мне хочется, чтобы она сказала больше. Объяснила, зачем ей проветривать голову. Из-за Лукаса? Папы? Мы какое-то мгновение смотрим друг на друга, а затем я прочищаю горло. — Эм…думаю, мне надо переодеться. — Она ведет себя странно. Она никогда не сидит просто так дома и ничего не делает. Я знаю, что она не принимала душ и с самого утра одета в свой халат.
— Окли? — произносит она.
— Мам?
Она какое-то мгновение рассматривает мое лицо, а затем переводит взгляд на чашку в своих руках.
— Да ничего.
Я прихожу в замешательство и оставляю ее одну. Все равно не знаю, что ей сказать.
Глава 9
Дорогая Окли,
Я когда-нибудь говорил тебе, что больничная еда на вкус как дерьмо? Не то чтобы и прям как дерьмо, но если бы у меня был выбор съесть и то, и то, то уверен, что вкус был бы одинаковым. Я так хочу домашний суп с лапшой и индейку. Или мамину лазанью. Ням-ням.
Помнишь, как наша мама, когда мы были маленькими, нарезала нам сэндвичи треугольниками? Наши друзья думали, что она самая крутая мама. И она такой и была. Моим друзьям нравилось приходить в гости, потому что она всегда готовила своего рода вкуснятину.
Это немного грустно. Она очень сильно изменилась. Это моя вина. Если бы я не заболел, она осталась бы прежней. Счастливой. Она больше не улыбается так много. Я знаю, что это из-за меня. Я не намеревался сделать так, чтобы все грустили.
Когда меня не будет с вами, постарайся сделать так, чтобы она снова улыбалась. И папа тоже. Мне так жаль, что их не было рядом с тобой. Я не хотел забирать все внимание. Пожалуйста, не вини их за это и не будь к ним слишком строга. Они тоже через многое прошли.
О чем это я? Съешь ради меня лазанью. И ячменную лепешку. Лепешки и медовое масло мои любимые. Но, конечно же, ты это и так знаешь.
С любовью, Лукас.
Я выдыхаю, кладу тетрадь и присаживаюсь на край кровати. Пристально смотрю на пол. Не будь слишком строга к маме и папе, говорит он. Это очень сложно. Я понимаю, что они через многое прошли, но они, по крайней мере, есть друг у друга. Или были друг у друга. Лукас был единственным, кто у меня был, а сейчас у меня нет никого.
Ночи, когда мама с папой ссорились, всплывают в сознании с достаточной силой. Лукас выводил меня на улицу, когда нам было десять и двенадцать лет, чтобы укрыть меня от реальности нашей жизни. Мои родители не всегда ссорились. Когда мы были младше, они были счастливы. Мы были достаточно близки. Но когда стали постарше, казалось, что родители больше беспокоились насчет работы, чем друг о друге, и из-за этого между ними выстроилась стена. И между нами.
Они не были плохими родителями. Знаю, что они любили нас. Но мы не были «близки», как семьи, которые я знала. Слово «близки» для них означало то, что мы живем вместе в одном доме и немного разговариваем каждый день, но не поддерживаем хобби друг друга и все остальное. Думаю, это означало, что они совсем нас не знали. Но пока моих родителей не было рядом, был Лукас. Он помогал мне с домашней работой во время всей средней школы, приходил на все мои соревнования по плаванию, когда я была десятиклассницей, а потом перешла в одиннадцатый класс. Половину всего времени готовил мне ужин, потому что я готовила ужасно, а родители приходили домой слишком поздно. Он был тем, кто утешал меня, когда ему поставили диагноз, а мои родители испугались и закрылись. Он всегда был рядом со мной. И неважно, что происходило. Он всегда был рядом.
Был.
Я качаю головой. Не хочу думать об этом прямо сейчас. Вместо этого ложусь на кровать и смотрю на потолок.
Мой телефон звонит на прикроватном столике, и я наклоняюсь, чтобы посмотреть, кто это.
Папа. Он не разговаривал со мной с тех пор, как я сюда приехала. Я уверена, что он был занят, но мог, по крайней мере, позвонить и узнать, как у меня дела. Или, думаю, я тоже могла ему позвонить. Отвечаю на телефон.
— Алло?
— Привет, тыковка. Как дела?
Я улыбаюсь при слове «тыковка». Он называет меня так с детства.
— Привет, пап. У меня все хорошо.
— Привыкаешь к дому Джо?
— Ага. Здесь мило. — У меня уходит минута, чтобы придумать верное слово. — Успокаивающе.
— Хорошо. Просто хотел узнать, как у тебя дела. Я разговаривал несколько раз с твоей мамой, но не с тобой.
— Спасибо. Мне было интересно, когда ты позвонишь.
Минутное молчание, но затем он продолжает:
— Сегодня Лукасу поставят надгробие.
Я не могу ничего сказать из-за внезапного кома в горле.
— Оно выглядит хорошо. На нем изображен баскетбольный мяч и машина. Он любил работать над своей машиной.
— Я знаю. Его дурацкая, паршивая машина. Не знаю, почему он так ее любил. — Губа трясется, и я стараюсь держать себя в руках. Прочищаю горло и моргаю, заставляя влагу убраться из глаз. — Я рада, что надгробие выглядит хорошо. Можешь прислать мне фото?
— Конечно. — Он молчит. — Я думаю о нем каждый день. Прихожу на его могилу после работы. На ней все еще много цветов. Выглядит мило.
Насколько мило может выглядеть могила?
— Спасибо, что приходишь к нему, папа. — Я шмыгаю носом. — Я скучаю по тебе. — Это правда. Даже несмотря на то, что у нас такое время, папа всегда рядом. Странно, что он не здесь, с нами.
— Я тоже по тебе скучаю.
— Ты приедешь? — У меня такое нехорошее предчувствие, что он не приедет в ближайшее время. Если вообще приедет. Но я должна спросить.
— Не уверен. Мы с твоей мамой…Я поговорю с ней. Я бы с удовольствием к вам приехал. Просто все зависит от работы.
Ну конечно.
— Ну, надеюсь, ты сможешь приехать до того, как закончится весна. Я могу научить тебя серфить.
— Правда?
— Нет. Но я, типа, вчера научилась стоять пять секунд. Было весело.
— Я бы хотел это увидеть.
Я улыбаюсь. Он мог бы увидеть, если бы перестал упрямиться и просто сел на самолет.
— Ну, поговорим позже. Мне нужно кое о чем позаботиться. Люблю тебя, тыковка. Звони мне в любое время, когда понадобится, хорошо?
— Хорошо.
Мы прощаемся, и я сбрасываю вызов.
Обычно, когда я расстраивалась, он обнимал меня или похлопывал по плечу, а потом уходил. Внутри что-то обрывается. Интересно, переход от родителя к родителю и нахождение среди ссор станут постоянными? Надеюсь, что они во всем разберутся. Я уверена, что именно стресс от потери единственного сына негативно сказался на их браке, но мы семья. Семьи должны уметь разбираться.