Поэтому мы с Иваном, скорее всего, удивим всех, когда выйдем на лед под «Волшебный Мир» — саундтрек из «Аладдина», потому что... А почему бы, собственно, и нет?
Именно такие странности запоминаются чаще всего.
— Ты выглядела великолепно, и Иван тоже, и я не могла быть счастливее, — вздыхала Руби.
— Перестань плакать, — ответила я ей со смехом.
— Не могу. Я смотрела вашу программу пять раз подряд. Мы записали ее. Даже отец Аарона позвонил мне и сказал, что ты лучшая.
Как, черт возьми, отец Аарона узнал, что именно смотреть? Я не уточнила, но мне было интересно.
— Ты виделась с семьей после выступления? — спросила Руби, резко меняя тему.
И я вздрогнула.
— Да. Мы поужинали в гостинице, где остановились, — все мы.
Все мы.
Руби немного помолчала, но все же задала вопрос, который, понятное дело, очень её интересовал. Она должна была знать, что наш отец приехал на соревнования.
— Как прошло с папой? — спросила сестра. Ее голос показался мне напряженным.
Я закрыла глаза и выдохнула.
— Нормально.
— Нормально, потому что ты не поругалась с ним, хоть и хотела? Или нормально, потому что вы обнимались, и все было в порядке?
Черт.
— Ну, мы обнялись, а потом он сел на другом конце стола и больше ничего мне не сказал, — что вполне меня устраивало. На самом деле. Это стало облегчением, если честно. Я была настолько взволнована результатами, что не хотела, чтобы он все испортил.
Разве не ужасно ожидать от отца такого? Того, что он может разрушить все, ради чего я столько старалась?
— Ох, Жас, — тихо вздохнула Руби.
— Все прошло нормально.
— Не хочу с тобой спорить, но…
О Боже. Начинается.
— Папа любит тебя. Он хочет для тебя самого лучшего.
Я промолчала.
— Он... старомоден.
Ах, вот как Руби это называла?
— Ты должна простить его. Он пытается. И знает, что все испортил, но никто из нас не идеален, — продолжала моя сестра, лишь отчасти заставляя меня чувствовать себя виноватой.
На самом деле, даже не отчасти. Сколько же раз я поступала точно так же с Руби, если она вела себя со мной настолько осторожно?
Но…
— Я понимаю, Руби. Понимаю, но ты знаешь, как трудно слушать его разговоры о фигурном катании, как будто это какой-то фитнес, которым я занимаюсь по выходным только ради удовольствия? Знаешь, каково это — слышать от него такое? Как будто папа… Какое же слово подобрать?? Принижает мои достижения? Слышать, как он советует мне заняться тем, что я ненавижу? — спросила я ее, ничуть не разозлившись. Не чувствуя абсолютно ничего, если честно.
Я слышала дыхание сестры на другом конце линии. А потом Руби произнесла:
— Да, Жас. Я знаю. Знаю наверняка, каково это, поэтому могу понять тебя. И знаю, насколько все печально.
Мое тело мгновенно пришло в состояние повышенной готовности.
— Кто так поступал с тобой?
— Мама. Папа. Оба.
Я лихорадочно пыталась вспомнить, но не смогла.
— Когда?
— После окончания школы. Ты была еще слишком юной, чтобы обратить внимание или запомнить, но я тоже прошла через это.
Какого черта?
— Мне хотелось обучаться кройке и шитью, но они оба, включая маму, повторяли, что это пустая трата времени. Три месяца родители лезли в мои дела, решая куда мне пойти учиться, чтобы я получила диплом. Для настоящей работы, — продолжала Руби, но не со злостью, а со смирением в голосе.
И мне стало грустно, потому что, насколько мне известно, Руби всегда любила придумывать и создавать костюмы. Всегда. Это была ее страсть. Собственная версия фигурного катания.
Я не припоминала, чтобы сестра занималась чем-то еще.
И всегда удивлялась, зачем она изучала бухгалтерский учет, получила диплом, если так и не устроилась работать по специальности.
— Но я не ты, — произнесла Руби все тем же покорным голосом. — Мама не верила в мою мечту так, как в твою.
— Руби, — начала я, внезапно почувствовав себя ужасно. Ну а как еще себя чувствовать? Она наблюдала, как мама поддерживала меня, но при этом считала, что Руби не может заниматься тем, что любит? Я ничего об этом не знала. Понятия не имела.
— Все в порядке, Жас. Все к лучшему. Я рассказала тебе это только по одной причине. Хочу, чтобы ты поняла, что родители не идеальны. И ты не единственная, кому твердили, что твои мечты не имеют ценности, вот только разница в том, что ты никогда не позволяла сбить себя со своего пути. Ты никому не позволила заставить себя делать то, что тебе не нравится, и мне хотелось бы иметь твой характер, — закончила Руби.
Я была ошеломлена. Честно говоря, удивлена не на шутку.
Потому что все оказалось хуже некуда.
— Я изучала бухгалтерию только потому, что хотела сделать родителей счастливыми. Мама даже пыталась уговорить меня устроиться к ней на работу пару лет назад. В любом случае, все, что я пытаюсь тебе сказать... Будь более открытой. Прости его. Тебе не нужно делать это сегодня или завтра, но дай ему шанс. Не думаю, что папа знал, как вести себя с тобой, когда ты была маленькой. Ты действовала и говорила очень самоуверенно, и, как мне кажется, слишком напоминала ему нашу мать.
«Хмм» было единственным, что мне удалось выдавить, пока я обдумывала ее слова.
Неужели в детстве я была маленькой засранкой, и отец не представлял, как со мной справиться? Я смутно вспомнила, как говорила ему, что ненавижу его. Пинала по ногам. Рыдала. Не хотела проводить с ним время, когда он приезжал в гости. Но мне, должно быть, было года четыре. Самое большее пять. Сразу после того, как он бросил нас.
Хмм.
— Я не хочу больше об этом говорить. Не хочу портить тебе кайф. Расскажи-ка мне лучше о том милом поцелуе, который тебе подарил Иван. Когда вы уже собираетесь пожениться, выиграть все награды и родить детей, которые станут вундеркиндами в любом виде спорта?
Я поперхнулась.
— О чем ты вообще, Руби? Ты там напилась, что ли, беременная?
Руби рассмеялась.
— Нет! Я бы никогда такого не сделала!
— А похоже, что ты уже в дрова.
— Нет! Я серьезно. Вы двое настолько идеально подходите друг другу, что у меня даже заболели зубы. Спроси Аарона.
Я закатила глаза и покачала головой, глядя в потолок и вспоминая, наконец, о словах, произнесенных Иваном, пока мы находились на льду.
«Я люблю тебя».
Он любил меня. И знал, что я тоже его люблю.
Мы не говорили об этом с тех пор, как сошли со льда и подошли к тренеру Ли, которая обняла нас и похлопала по спинам. Я заметила Галину на трибунах, когда мы шли в зону ожидания, и кивнула ей, получив кивок в ответ, который можно было расценить, как «я горжусь тобой».
Все, что произошло после этого, казалось хаосом, состоящим из переодеваний, интервью и спешки на поздний ужин, потому что все мы ужасно хотели есть.
Иван даже не проводил меня до номера. Он был слишком занят в вестибюле, разговаривая с другой фигуристкой из Канады, с которой, похоже, дружил.
Хмм…
— Черт! Джесси плачет. Мне нужно идти. Удачи завтра, но я знаю, она тебе не понадобится! Люблю тебя!
— Я тоже тебя люблю, — произнесла я в трубку.
— Пока! Ты была великолепна! — крикнула моя сестра, прежде чем отключиться, не дав мне возможности попрощаться в ответ.
Едва я уронила телефон на кровать, как раздался стук в дверь.
— Кто там? — крикнула я, усаживаясь на край.
— А кого ещё ты ждёшь? — послышался голос Ивана по другую сторону двери.
Закатив глаза, я поднялась на ноги и пошла открывать замок. А когда, не спеша, распахнула дверь, увидела Ивана, стоящего с приподнятыми бровями и все в той же одежде, в которой он находился на ужине. Угольно-серая рубашка на пуговицах, черные брюки, по его словам, сшитые на заказ, потому что мышцы ягодиц и бедер были слишком накаченными в сравнении с узкой талией, и те черные модные ботинки на шнуровке, которые я видела на нем уже несколько раз.
— Не хочешь впустить меня? — спросил парень.
Я покачала головой, улыбнувшись. Потом отошла в сторону, наблюдая за Иваном, который вошел и сразу же сел на край кровати, наклонившись, чтобы расшнуровать свои ботинки. Заперев дверь, я устроилась рядом, наблюдая, как он со вздохом снимал сначала один ботинок, а затем другой.
— Я устал, — признался мой напарник, вытягивая ноги.
— И я, — ответила я, разглядывая его носки в черную и фиолетовую полоски. — Только что закончила разговаривать с Руби по телефону. Как раз размышляла о том, достаточно ли устала, чтобы отрубиться. Кажется, во мне ещё бурлит адреналин.
Вздернув подбородок, Иван повернулся и улыбнулся мне, прежде чем обнять за плечи и притянуть ближе к себе.
— Как поговорили?
— Нормально. Она сказала, что это лучшее из моих выступлений. Потом прочитала мне лекцию о нашем отце, но все в порядке, — объяснила я ему, не желая вдаваться в детали.
Иван кивнул, как будто понял.
— Согласен с ней. Ко мне подошли уже человек двадцать и сказали, какая ты умница, — он моргнул. — Но не переживай, я не завидую.
— С чего бы мне переживать об этом, — сухо прокомментировала я.
Парень еще крепче прижал меня к себе, рукой скользнув по моему плечу и потерев его.
— Ты была великолепна, Пончик. На самом деле... Но не жди, что я снова признаюсь тебе в этом в ближайшее время.
Я прижалась головой к его плечу и улыбнулась, радуясь, что Иван этого не видит.
— Ты тоже.
— Ну это понятно. Но я уже пройденный этап. К моему мастерству все давно привыкли.
Я фыркнула.
— Самодовольный осел.
Его ответ?
— А как же.
Как я могла влюбиться в надменного засранца? Из всех миллиардов людей на планете кого я полюбила? Вот этого?