Не успел я, как следует перепугаться и рассмотреть черепушку, от которой ничего кроме обглоданных костей и не осталось, как следом за черепом последовали две гадины. Насекомые, подобные многоножке, наполовину укороченной, передвигались очень быстро. Оставляя на песке змеящиеся след своих многочисленных ножек, многоножки устремились за «убежавшей» добычей. Ещё одна гадина в этот момент вылезла из самого черепа через ротовое отверстие и, увидев меня, зашипела как змея. Демонстративно раскрыв зубастую пасть, насекомое грозилось мне острыми как шипы зубками.
Заострённая головка большой и бойкой букашки, напоминала треугольную голову змеи. Но в отличие от пресмыкающихся рептилий, голову насекомого, как и положено, венчали два длинных усика, изогнутых к разноцветной пёстрой спинке. Взгляд насекомых был свирепым и, что самое жуткое – инстинктивно свирепым, как у животных хищников. Но что-то мне подсказывало, что я наблюдал именно насекомое существо.
«Каждому школьнику известно – любое существо, которое имеет больше четырёх конечностей относится к насекомым. В крайнем случае, к членистоногим».
Однако же охотник пень, на которого я имел несчастье наткнуться совсем недавно, явно не выглядел насекомым существом. Но у него я насчитал шесть конечностей. Может быть, все эти существа действительно являлись представителями местных членистоногих? из семейства каких-нибудь паразитов, пожирателей мертвечины и падали?
В борьбе за добычу, узрев исходящую от меня опасность, паразиты зашипели хором, синхронно раскрыв зубастые ротики. Не иначе как грозились наброситься. Чем вызвали моё возмущение.
Мало того что до костей обглодали какого-то разумного, так ещё и на меня зубки скалили. С двумя увесистыми булыжниками в руках я чувствовал себя вполне защищённым против букашек-переростков. И схватившись за свои камешки, запустил что есть силы одним, затем другим.
С чем не было никаких проблем, так это с камнями. Повсюду вокруг валялись разнокалиберные булыжники.
Попаданием первого же камня одно насекомое отбросило в сторону. Во второе, которое высунулось и торчало из черепа, камень влетел точнее, и опрокинул вместе с головой. Насекомое запищало и извивалось на песке. Осталось только добить гадину. Третья многоножка бросилась обратно в укрытие.
И хоть ликовать победу не возникало желания, я всё же почувствовал очевидное превосходство разумного существа над неразумным. Однако панцирь насекомых оказался на удивление очень прочным. Я рассчитывал, что одно попадание тяжёленьким булыжником расплющит многоножку, превратив паразита в мокрое место. Но не тут-то было, и когда я попал ещё одним булыжником во второе насекомое, оно прекратило извиваться, подскочило и бросилось наутёк к валунам.
«Неужели симулировало? Нет, реальный бред со мной происходил. То, что я находился здесь и наблюдал всё это – бред!»
Вдруг, из расщелины посыпались кости мёртвого, рёбра, и следом вывалились десятки насекомых, цепляющихся за останки. Я быстренько приготовил рядом валяющиеся камешки, набросав их себе под ноги. Наружу из прохладной тени вылезало что-то очень крупное, и не трудно было догадаться что именно. Я приготовился узреть родительницу жутковатеньких существ, устроившую в больших камнях своё гнездо.
«Ну, давай, ползи ко мне!»
Мамаша смотрелась ещё омерзительнее, чем детёныши. Наверное, потому что была намного крупнее и заметно пестрее мелких трупоядных. И теперь стало ясно, почему тушка жертвы мне изначально показалась такой большой. Т.е. крупнее, чем была на самом деле. Потому что панцирь взрослой особи, разукрашенный кроваво красными разводами, сливающимися расцветкой окраса с обглоданным трупом, в полумраке тенистой расщелины казались единым целым.
Помимо тех же усиков на голове взрослой особи, из её задней части, из жопки, торчало два одинаковых изогнутых шипа. Не было сомнений, что это жала. Жала длиной на полруки торчали из кончика хвоста, словно собранного из широких сочленений. Мамашка оказалась очень крупной, что сразу стало понятно, как запихнул труп в расщелину. В то время как обглоданный скелет принадлежал существу, чуть ниже среднего роста человека.