Выбрать главу

— Ну… Группа готова. Осталось новичкам оружие раздать да инструктаж пройти.

— Понял. Я к Вичке заскочу, встретимся в рубке через полчаса.

4

Торопливо перепрыгивая сразу через три ступеньки, я злился на свою глупую гордость. Проклинал исконно русскую манеру гнуться перед иностранцами, что так не вовремя обнаружилась в старом вояке. Дурную зависть лентяев к более сообразительным и трудолюбивым народам.

Патриоты могут сколько угодно кричать о русской духовности, избранности. О том, что, мол, на Западе все видят только бабло да успешность человека, а на душу плевать… а на хрен та душа? Распахивать за бутылкой самогона? Что за народ такой, что на непьющего и некурящего смотрит как на больного сифилисом? Что гордится работой, на которой не нужно работать, солдат спит — служба идет? Что восхищается чужим трудолюбием, но тут же ворует и продает, и верит в сказки о золотых рыбках… эх, менять все нужно к чертовой матери…

Впрочем, все уже поменялось…

Проходя мимо нижних бараков, я вдруг остановился. Громкое хоровое пение отчетливо слышно из-за хлипкой фанерной двери. Слаженно воющие голоса вызывают непроизвольную дрожь и напоминают что-то забытое, церковное.

«Неужели фанатики не перевелись? — пронеслась привычная мысль. — Как бы опять с Судным днем панику не посеяли! В прошлый раз едва подавили бунт. Почти до ритуальных сожжений дело дошло!»

Никто не знал, по какой причине произошла Катастрофа. Одни видели в этом происки злокозненной американской разведки, другие атомную войну, третьи апокалипсис. Все произошло слишком неожиданно. Не было напряженных намеков в вечерних новостях и газетах. Не было крупных вооруженных конфликтов. Просто одна из летних ночей вдруг превратилась в ад…

Усилием воли отогнав воспоминания, я быстро шагнул к знакомой двери.

Вичка как всегда сидела в углу, скрючившись в стариковском кресле-качалке. Впрочем, как меняются человеческие приоритеты? Три года назад слова «как всегда» означали века одних и тех же традиций. Целую жизнь неизменных привычек. А теперь? Всего три года после Катастрофы… и «как всегда» уже означает всегда ПОСЛЕ, потому что ДО никогда не было. Был только счастливый сон о счастливой жизни.

Вичка все поняла сразу, лишь только увидев меня в броне. Синие глаза с частой сеткой разорванных сосудов наполнились слезами. Припухшие губы дрогнули, тихо прошептали:

— Теперь и ты уходишь?

Все заготовленные заранее фразы пропали, как только я услышал ее слова. Руки опустились, а к горлу подкатился ком. В глубине души вновь шевельнулось отчаяние, с таким трудом загнанное в темноту.

Я молча сел на край койки, чувствуя, что должен сказать что-то правильное и доброе, что-то сделать. Но горло схвачено бездушной рукой обиды и злости. Разве я виноват в том, что все так произошло? Почему я один должен расплачиваться?!

— Пришел попрощаться? — начала взвинчивать себя Вичка. Приятный голос стал тонким и пронзительным. — Как это мило!

Я закрыл глаза. Передо мной вновь предстала наша квартира, в которой мы жили раньше. Ночь Катастрофы. Сон прерывается частым содроганием, от которого звенят в оконных рамах стекла. Вот потолок прорезает трещина, как раз по середине комнаты. Половина, где находимся мы с Вичкой, остается на месте. Вторая, где стоит кроватка годовалого Женьки, падает в темноту. Раздается громовой раскат, треск крошащегося бетона. И Вичкин крик…

Я трусливо открыл глаза. Не хочу это вспоминать! Этого никогда не было! Это все в прошлом!

— Мне уже можно оставлять объявление на доске?! — визгливо выкрикнула Вичка. Синие глаза стали безумными под целлофановым покрывалом слез. — Или дождаться, когда твой труп покажут?!

— Я вернусь, милая. Обязательно вернусь, — тихо сказал я. — Вика, я обещаю…

— Да к черту твои обещания! Ты уже сотню раз обещал, что уйдешь из хантеров!

— Я вернусь… — повторил я, и торопливо, чтобы она ничего не успела сказать, выскочил в коридор.

Аккуратно прикрыл за собой дверь, чувствуя, как скулы сводит от напряжения. Дрожащие пальцы сами открыли почти пустую пачку, достали смятую сигарету. Почему-то в душе было такое чувство, будто я соврал…

По коридорам Гарнизона я почти бежал, словно боялся того, что Викин крик догонит. Вновь заставит переживать прошлое заново, распотрошит раны.

Об оставленной девушке я старался не думать, настраивая себя на выход в «метель». Но внутри все горело огнем, злость жгла покруче раскаленного металла. Сердце безумно колотилось, вот-вот грозя разорваться.