— И кому ты достаёшься? — напрямик спросил Пётр. Аглая засмущалась, лицо порозовело.
— Меня избирает его величество. А иногда канцлер. Его величество неутомим, о, это великий любовник. А канцлер после первых объятий засыпает и даже храпит во сне.
— Стало быть, ты угодна Августу?
— Угодна, — отвечала она со вздохом. — Он непомерен, я изнемогаю, — добавила она доверительно. — Он такое выделывает!.. Ох, государь, не могу даже описать. Я в его руках словно кукла какая-то, — оживилась она. — Я отдаюсь ему как могу, но он берёт не спрашивая. Когда я молю о пощаде, он приговаривает: моли, моли, ты меня только возбуждаешь...
Неожиданно им открылась небольшая полянка. По ней в сторону леса большими прыжками неслось стадо оленей с полдюжины голов.
Грянули выстрелы. Двое животных пали как подкошенные. Тотчас набежали егеря и принялись свежевать туши. Подкатили и розвальни — всё было приноровлено к охоте. И кавалькада повернула назад.
— Придёшь? — спросил Пётр.
— Приду, государь, — прошелестела она.
Всё было обговорено там, в Биржае. Август заверил его, что окажет братскую помощь всеми своими силами, Пётр пообещался не помедлить в случае нужды и, какие будут способы, всё предпринять.
— Берут меня сумления, государь, — говорил Головин на обратном пути. — Больно тороват король на обещания. А меж тем норовит поболе взять, а отдарить словами.
— Не, брат Август не выдаст, — не очень уверенно отвечал Пётр, думая о чём-то своём.
— А герр Паткуль им не очень обнадежен. Говорит: король более бахвалится, чем делает.
— Сей Паткуль хоша и сведущ, и характера сильного, мне не шибко по душе, — признался Пётр. — В нашу службу просится.
— Полезный человек. Отказать никогда не поздно. Он противу шведа как собака на цепи.
— Так ведь не сорвётся и не загрызёт, — засмеялся Пётр. — Впрочем, ты прав, Фёдор Алексеич: отказать никогда не поздно.
На том и порешили. Наметили и день, когда провозгласят объявление войны: ближе к концу августа, по окончании торжеств по случаю заключения мира с турком.
— Прикажи приставить караул к дому Книперкрона, чтоб оттуда никто вести не подал, да и туда лазутчик не проник, — распорядился Пётр, обращаясь к князю Прозоровскому.
И вот глашатай возгласил с Постельного крыльца:
«Великий государь указал за многая неправды свейского короля и в особенности за то, что во время государева шествия чрез Ригу от рижских жителей чинились ему многая противности и неприятства, итти на свейские города ратным людям войною с фельтмаршалком и адмиралом Фёдором Алексеевичем Головиным...»
Война грянула. Она продлится двадцать один год.
Глава двадцатая
НАРВАЛО? ВСКРЫТЬ!
Гроза царя — как бы рёв льва: кто
раздражает его, тот грешит против
самого себя... Гнев царя — как бы рёв льва,
а благословение его — как роса на траву.
Кто ходит переносчиком, тот открывает тайну;
и кто широко раскрывает рот, с тем не сообщайся.
Правда, крепость делает неприятелю отпор,
однако у европейцев ненадолго. Победу решает
военное искусство и храбрость полководцев и
неустрашимость солдат. Грудь их — защита и
крепость отечеству. Сидеть за стеною удобно против азиатцев.
Нарва нарвала, да ещё как! Ведь это давний русский Ругодив, оттоль ещё новгородские дружины совершали свои набеги. Решено было ещё на военном совете в Биржае очистить эту сильную крепость от шведов. На том памятном совете многое было решено в глубокой тайности меж немногими собеседниками: царём Петром, королём Августом, его министрами фон Бозеном, Фёдором Головиным и тайным советником Шафировым. В договоре из десяти пунктов, подписанном тогда сторонами, говорилось, в частности, о вспоможении королю под Ригою 15—20-тысячным войском и даче 100 тысячами ефимков, об учреждении регулярной почты для скорой пересылки ведомостей. Несчастный датский король Фридерик всё ещё числился в союзниках, но чрез своего посла Гейнса обязался помогать тайно.
К Москве сбиралось войско. Положено было разделить его на три генеральства. Первым командовал Автоном Головин. Под его началом было 11 полков. У князя Аникиты Репнина было 9 пехотных полков, а у Адама Адамовича Вейде — 10 полков. У главнокомандующего всею армией под личным началом было близ 12 тысяч дворянского ополчения. Да прибавьте снова 7 новгородских полков да ещё казаков гетмана Обидовского, да калмыков — всего набиралось близ 64 тысяч разношёрстного войска. Много для одной Нарвы. Рассудили так: под стенами стоять, выжидая, половине сего, а половине быть в резерве.