Еле перемогся, хозяин взирал на него с недоумением: отчего его постоялец не находит себе места, то ляжет, то встанет, то выйдет, то опять вернётся. Угомонился, лишь когда смерклось.
А назавтра чуть свет побежал за покупками. Предварительно пожаловался Герриту, что ложе его коротко и ему пришлось спать, поджав ноги.
— А сама комната тебе подходит, плотник Пётр?
— Переведи меня в другую, попросторней. Эта уж больно тесна.
— Да, для такого великана она в самом деле тесновата, — согласился Геррит. — Есть у меня побольше, рядом с твоей. Да там спит моя бабушка фру Хильда. Я попрошу её перебраться в твою. А сколько ты у нас пробудешь?
Пётр неопределённо развёл руками.
— Ну да ладно. Это твоё дело.
Заутро Пётр понёсся за покупками. Часть отнёс домой, а весь плотницкий инструмент в холщовой сумке взял с собой.
Уже издали его ушей достиг рабочий шум верфей: перестуки, жужжание, визг и шелест. Он втянул носом запах живого дерева, такой приманчивый, возбуждающий и бодрящий, и порадовался.
Глазами отыскал старшего мастера. Это был кряжистый невысокий человек с низко посаженной головой, остроугольной седой бородкой и глазами-буравчиками.
— Ого! — выпалил он, окинув Петра взглядом. — Откуда ты, парень? Я говорю, откуда такой?
— Я из России, плотник, Пётр Михайлов, — запинаясь, пробормотал он. — Желаю иметь практику, выучиться. Платы же никакой не нужно.
— Мингер ван дер Хольст, — отрекомендовался мастер, всё ещё дивясь на диковинного русского плотника, который хочет чему-то учиться и не требует платы. — Ну, становись на отделку шпангоутов.
И он повёл Петра туда, где были свалены деревянные рёбра будущего фрегата. В этом углу верфи трудилось человек двадцать.
— Шпангоут тебе знаком?
— Имел дело, мингер.
— Ну вот, гляди на соседей да отглаживай.
Соседи уже приглядывались. Он был самым рослым среди них, возвышаясь едва ли не на голову. А потом стали подходить по одному для знакомства.
К концу дня он был уже среди своих. Кружка с пивом переходила от одного к другому, не минуя новичка.
— Питер, а у вас там, в Московии, все такие?
— Какие?
— Ну такие долговязые?
— Нет, не все, — засмеялся Пётр. — Всё больше такие, как вы.
— А что, у вас там есть море?
— Море далеко на севере. А ныне вот обрели на юге.
— Как это — обрели?
— Отвоевали. У турок...
Он отвечал на простые бесхитростные вопросы простых людей не чураясь, ибо чувствовал себя таким же, как они, плотником Петром Михайловым из Московии. И ему было хорошо среди них. Во всяком случае лучше, нежели среди вельможных особ.
Он делил с ними хлеб и рыбу, пиво и брагу, ел и пил по-простому, как весь этот рабочий люд, научился обращаться с вилкой, но и руки пускал в ход. Он смеялся их грубым шуткам и быстро усвоил их брань.
Подошёл мастер поглядеть на работу новичка. Постоял возле, покивал головой и, ни слова не сказав, отошёл. Стало быть, остался доволен.
На стапелях уже стояли остовы фрегата и шхуны. Их только начали обшивать. Но уж были рядом огромные котлы на треногах со смолою. Мастер, случившийся возле, кивнул:
— Ваша смола, русская. Без неё не обойтись. И пакля ваша для конопатки. Много русского товара идёт в нашем деле.
— А лес чей? — полюбопытствовал Пётр.
— Да ваш же, ваш! — обрадовался мингер. — Слышал я, что у вас в Московии везде леса. Мы тут деревьями бедны, их бережём. Дерево ведь долго растёт. Дольше, чем человек.
— У нас лесов видимо-невидимо, — подтвердил Пётр.
— Говорят, что у вас на медведях землю пашут.
Пётр расхохотался. Отсмеявшись, он сказал:
— Медведь, конечно, зверь смышлёный и на всякие штуки повадливый, но уж пашут у нас, как и у вас, — на лошадях. В упряжку медведя не загонишь.
— А смола эта из чего?
— Курят её из корней сосны да ели, деревьев смолистых. У вас ведь тоже сосна на корабельное строение идёт.
— Она, — качнул головою мастер. — Доброе дерево, крепкое да податливое. Но первей всех ваша лиственница. Прочна, не гниёт, только вот мало мы её получаем.
— Лиственница да дуб — главнейше их нет, — сказал Пётр. — Изводили их, однако, понапрасну... — Хотел прибавить, что он указал беречь сии породы, но тотчас спохватился. — Из лиственницы на Севере у нас избы рубят, — торопливо вымолвил он. — Века стоят, коли огонь не сгубит.