— Сбирайся, поедем в Воронеж. Надобно постегать ленивых да наградить праведных. А мне ещё окончить корабль «Предестинация», или «Божие предвидение».
— Государь, получен ответ из Швеции. Те триста пушек, что пожаловал пред своею кончиной король Карл XI, наследник его Карл XII нам отправил чрез Нарву.
— Ха-ха, — оживился Пётр, — они нам послужат. Противу тех же шведов. Мы чугунных пушек лить не научились, глядишь, и сии послужат нам образцом. И распорядись насчёт лошадей, чтоб на всех станциях были справные.
В последний момент царь наказал Головину остаться, дабы разумно распорядиться казною и людьми. И тот за множеством дел забыл про лошадей на подставах.
Царь разгневался и с дороги велел послать Головину укоризну.
Ах ты незадача! Решил чистосердечно повиниться, зная за Петром снисходительность к чистосердечно винившимся. Написал ему: «Что на Вокшане и на Молодях лошадей не было, пожалуй, государь, мне в том отдай вину; истинно недослышал, чтоб для твоего милостивого государя походу поставить...»
Получив это покаяние, Пётр начертал на нём: «Бог простит, а роспись я дал».
— Главное, — поучал он потом Головина, — покаяние. Люблю и почитаю молитву: «Покаяния отверзи ми двери...», ибо отворяет она сердце. Много на мне грехов, но стоит мне произнести её, как душа словно бы очищается и в неё входит благодать.
В Воронеже он больше огорчался. Корабли были плоскодонны и для морского хода не очень-то годились. А по-иному нельзя было: и так дном о речное дно тёрлись. Накрыть бы верфи крышею, а несподручно да и накладно. А так снега и дожди и без того сырую древесину секут.
И плотничий народ сбегает. Кто куда: кто в леса ближние, а кто и подалее. Немилостиво с работными-то людьми царские слуги обходятся: нет им ни крова в стужу, ни еды вдосталь. Нищают, хворают, мрут. Беда!
Недохват людей никак не восполнить. Бушевал царь, грозился три шкуры спустить. А с кого? Кого винить? Да одного его и винить. Что столь широко размахнулся, не соразмерив с возможностями.
Отводил душу царь — махал топором, оканчивал свою «Предестинацию». Натрудил руки до кровавых мозолей. Рукавицы бы ему, а он к ним не привык. Топорище выскальзывает!
Как быть далее? Случился близко лекарь. Дал совет, показавшийся поначалу насмешкой. Лечи-де мозоли собственной мочой.
Хохотнул было, а потом всё-таки опробовал: верно, заживляет! Вот ведь какие чудеса бывают.
— Вот што, братие: отвык от топора, давненько не прикладывал рук к топорищу. Хорошо ли, нет ли, а оно так. Говорили: не царское-де это дело. А по мне всякая работа — царская, никакой нельзя гнушаться.
«Предестинация» горделиво высилась на стапелях, обрастая щоглами, как называли русские корабельщики мачты, украшениями — резными болванами; с осторожностью поднимали тяжёлые бронзовые пушки. Корабль выглядел внушительно: двадцати сажен в длину и пяти в ширину и был сооружён по проекту Петра.
Головин написал адмиралу Фёдору Матвеевичу Апраксину: «...о корабле, сделанном от произволения монарха нашего, известую: есть изрядного художества... зело размером добрым состроенный, что с немалым удивлением от английских и голландских есть мастеров, которые уже многих лет сие искусство употребляют, и при нас спущен на воду, и щоглы подняты, и пушек несколько поставлено».
Великое было торжество, когда «Предестинация» заскользила по стапелям при уханье пушек и треске шутих и приветственных кликах толпы, а затем, вспенив воду, гордо встала посерёд затона, покачивая мачтами, на которых трепетал штандарт царя.
И почти тотчас же Пётр укатил в Москву: на проводы генерала Карловича и бранденбургского посланника фон Принцена. С Карловичем царя связывали почти что дружеские отношения. Они завязались ещё в Вене, куда этот полномочный посланник Августа прибыл по его поручению с предложением прочного союза. Переговоры были откровенными: общий враг находился на севере, и у него были далеко идущие планы. То была Швеция, наращивавшая мускулы и готовившаяся к броску, очередному броску. Кто падёт первою жертвой — Польша? Россия?
Тогда ещё правил Карл XI — осторожничавший и не склонный к авантюрам. Его преемник, Карл XII, ещё юноша, был, как доводили вести, совершенно необуздан. Он лихорадочно готовился к войне, пополняя и без того большую армию новыми полками. К войне против кого? Цель была ясна, она оставалась всё той же.
— Пусть мой брат, король Август, не ослабляет своих военных приготовлений, пусть вербует новых резидентов в Швеции. Я не свожу с неё глаз и за всеми государственными тяготами не упускаю из виду нашего общего врага, — напутствовал его Пётр.