В двадцати шагах от дома я внезапно остановился. Откуда он взялся – ума не приложу, но вот он стоял на тропинке прямо передо мной, большой и черный, и скалил зубы в дурацкой улыбке, если, конечно, это так можно назвать. Я переминался с ноги на ногу и смотрел на него. Он не двигался. Мысленно помянув недобрым словом его предков, я шагнул вперед, но стоило мне приблизиться, как он издал какой-то непонятный звук, и я снова остановился. Черт с тобой, подумал я, если это твоя личная тропинка, так бы сразу и сказал, и, заметив по противоположную сторону от бассейна еще один проход, направил стопы туда. При этом я двигался бочком, – мне очень хотелось посмотреть, что же он предпримет. Вскоре это выяснилось: он припустил за мной на всех четырех. И так получилось, что глядя на него и пятясь назад, я зацепился ногой за нечто, похожее на бревно и лежавшее у края бассейна, и растянувшись на земле, едва не угодил в воду. Когда я снова принял вертикальное положение, «бревно» уже медленно ползло в мою сторону. Это был один из аллигаторов Бесс Хадлстон. Орангутан сел на траву и начал смеяться. Конечно, звук, который он издавал, едва ли можно было назвать смехом, но, судя по выражению его морды, он был в восторге. Вот тут бы я его и пристрелил. Обогнув бассейн, я выбрался на дорожку и уже в который раз направился к дому, но он снова был там – легок на помине – в десяти метрах от меня, преграждая путь, со своими кретинскими ужимками. Я остановился.
– Он хочет поиграть в пятнашки, – послышался мужской голос.
До того момента я был слишком занят, чтобы заметить появившегося в дальнем конце террасы человека. Оглянувшись, я заметил, что он был приблизительно одного возраста со мной, одет в зеленую рубашку и кирпичного цвета брюки и смотрел на меня несколько свысока.
– Он хочет поиграть в пятнашки, – повторил он.
– А я – нет, – ответил я.
– Если вы его рассердите, он укусит. Идите по траве к дому, а когда он попытается до вас дотронуться, увернитесь. Сделайте так три раза, затем дайте ему возможность вас осалить и скажите «Мистер» восхищенным голосом. Вот и все. Мистер – это его имя.
– Мне проще развернуться и поехать домой.
– Я не стал бы этого делать. Он возмутится.
– Но ведь он может и схлопотать от меня.
– Может. Хотя сомневаюсь. Если вы сделаете ему больно, и вас поймают, моя тетя… Вы ведь, насколько я понимаю, Арчи Гудвин? Меня зовут Ларри Хадлстон. Я не рассылал этих писем и не знаю, кто бы мог заниматься подобными вещами. Тетя спустится позже. Она сейчас наверху, ругается с братцем Дэниелом. Я не могу пригласить вас в дом, пока вас не пропустит Мистер.
– Вы хотите сказать, что каждый, кто сюда приходит, обязан поиграть в пятнашки с этим бандитом? Неужели орангутан…
– Мистер не орангутан. Он шимпанзе. Он редко заигрывает с незнакомыми. Вы, должно быть, ему понравились.
Пришлось покориться. Я зашагал по траве, был остановлен, трижды увернулся, сказал «Мистер» так восхищенно, как только сумел, и, наконец, был пропущен. Мистер довольно взвизгнул, промчался галопом к дереву и повис на ветке. Осмотрев тыльную сторону ладони, я обнаружил на ней кровь.
– Он вас укусил? – поинтересовался племянник.
– Нет. Должно быть, я поранился, когда упал.
– А-а, вы споткнулись о Моисея. Сейчас принесу йод.
Я сказал, что не стоит беспокоиться из-за пустяка, но он провел меня через террасу в дом, где в просторной гостиной с большими окнами и камином стояло множество кресел, диванов и пуфиков, достаточных для проведения вечеринки средних размеров. Когда Ларри открыл дверцу висевшего возле камина шкафчика, взгляду представилась батарея расположенных в полном боевом порядке медикаментов: перекись, бинт, йод, пластырь и всевозможные мази.
Я смочил ранку йодом и, чтобы не молчать, сказал;
– Удобное место для аптечки. Все всегда под рукой.
Он кивнул.
– Это из-за Мистера. Сильно он не кусается, но оцарапать может. Потом есть еще Лого и Лулу. Они тоже любят повозиться.
– Лого и Лулу?
– Медвежата.
– Ах, медвежата… Понимаю. – Я опасливо оглянулся по сторонам и, поставив бутылочку обратно на полку, закрыл дверцу. – А где они сейчас?
– Дрыхнут где-нибудь. Они всегда спят после обеда. Вы увидите их позже. Может, выйдем на террасу? Вы что предпочитаете: виски, водку, бурбон?
Терраса оказалась очень приятной. Она находилась на теневой стороне и была выложена большими каменными плитами неправильной формы, промежутки между которыми заполняли полоски плотного дерна. Мы провели там больше часа, но вся польза, которую мне за это время удалось извлечь – это три хайбола. Ларри не пришелся мне по душе. Он говорил как актер; из его нагрудного кармана торчал зеленый, под цвет рубашки платок; меньше чем за шестьдесят минут он успел трижды упомянуть Светский календарь; и, наконец, его часы имели шестигранную форму, хотя все приличные часы могут быть только круглыми. Что касается невзыскательной болтовни, он показался мне довольно остроумным, но, должен признаться, в компании он выглядел бы достаточно блекло. Секретами он не разбрасывался. Тема анонимных писем вызвала у него взрыв негодования. Еще я узнал, что он умел пользоваться пишущей машинкой, что Мариэлла отправилась в центр города с какими-то поручениями, а Джанет была с доктором Брейди на верховой прогулке. К доктору Брейди он, похоже, относился несколько неуважительно, хотя я и не смог уловить, почему именно.
Когда пробило пять, а тетя так и не появилась, он пошел разузнать и, вернувшись через минуту, сказал, что я могу подняться наверх. Он проводил меня по лестнице, показал нужную дверь и исчез. Я переступил через порог и очутился в кабинете. Там никого не было. Повсюду царил беспорядок. В кресле горой лежали телефонные книги. Листки промокательной бумаги на столе использовались, очевидно, еще со времен подписания Декларации Независимости. Пишущая машинка пылилась без чехла. Я стоял и невесело глядел по сторонам, когда наконец в комнату вбежала Бесс Хадлстон, за которой трусил тощий субъект. Его глаза были такими же черными, как у нее, но в остальнам он казался усохшим и выцветшим.
– Извините. Здравствуйте. Мой брат. Мистер Голдвин, – произнесла она, прошмыгнув мимо меня.
– Гудвин, – твердо поправил я и пожал руку, протянутую ее братом.
Я с удивлением обнаружил, что у него было крепкое рукопожатие. Тем временем Бесс Хадлстон уже села за стол и выдвинула ящик. Она достала чековую книжку, взяла ручку, выписала чек, развела несусветную грязь при попытке промокнуть чернила и протянула чек своему брату. Он скользнул по нему взглядом и сказал:
– Нет.
– Да, – отрезала она.
– Послушай, Бесс, но ведь это не…
– Придется потерпеть, Дэн. По крайней мере, эту неделю. Ничего не поделаешь. Я тебе тысячу раз говорила, что…
Она замолчала, посмотрела на меня и перевела взгляд на брата.
– Ладно, – сдался Дэниел, засунул чек в карман и опустился в кресло, задумчиво мотая головой.
– Итак, – Бесс повернулась ко мне, – что у вас?
– Похвастать пока нечем, – ответил я. – На письме и конверте уйма отпечатков пальцев, но поскольку вы их показывали брату, племяннику, девушкам и доктору Брейди, я полагаю, все они к ним прикасались, верно?
– Да.
Я пожал плечами.
– Еще Мариэлла научила мистера Вульфа готовить фрикасе из солонины. Весь фокус заключался в требухе. Помимо этого, никаких новостей. Кстати, Джанет знает, что вы ее подозреваете. И ей очень хотелось заполучить фотографию.
– Какую фотографию?
– Тот самый ее снимок, который я, по вашему распоряжению, отправил в мусорное ведро. Он случайно попался ей на глаза. Вы не возражаете, если она его получит?