Они смотрели друг на друга. О Фожере уже никто не думал. Внезапно они увидели друг друга в истинном свете.
— Ты предпочитаешь, чтобы нас арестовали? — прошептал Лепра. — Ты знаешь, что меня ждет?
— Нас, — поправила Ева. — В любом случае я заплачу дороже, чем ты. Твое имя упоминается в письме почти вскользь.
Лепра бессильно опустился в кресло.
— Лучше уж сразу покончить с собой, — сказал он.
— Ты способен на это?
Лепра ударил кулаком по подлокотнику.
— Послушай. С меня хватит. Ей-богу, тебе приятно меня доводить. Что ты предлагаешь?
— Ничего. Мы пропали — это ясно.
Лепра обхватил руками колени и опустил голову, чтобы не видеть ее, чтобы вообще ничего не видеть.
— Если бы только узнать, откуда приходят пластинки, — сказал он глухим голосом.
— Если б узнать, кто убил Мелио!
Они замолчали, и стало слышно, как поднимается лифт. Когда Лепра поднял голову, Ева сидела, закрыв глаза, с неподвижным лицом, и по щекам у нее текли слезы.
— Ева!
Одним движением он опустился на колени и обнял ее за талию.
— Ева, милая… Ты плачешь из-за меня… прошу тебя, дорогая моя… Ты такая сильная, мужественная, непобедимая… может, еще не все потеряно.
Она откинулась на спинку кресла, мотая головой из стороны в сторону, словно боль, терзавшая ее, стала невыносимой.
— Пластинка — еще не доказательство, — упорствовал Лепра.
— Жан, у тебя есть право на слабость, но не на глупость, — сказала она. — Когда письмо попадет к Борелю, он устроит мне очную ставку с шофером такси и получит необходимые доказательства.
На это нечего было возразить. Ловушка захлопнулась, Она прижала к себе голову Лепра и крепко обняла его.
— Теперь я хочу, чтобы ты стал мужчиной… чтобы весь этот ужас хоть чему-то послужил…
Она ждала. Лепра молчал, растворясь в тепле ее тела.
— Ты слышишь? — повторила она.
Он медленно отстранился и встал.
— Уложить всю жизнь в одну неделю будет трудновато. Ведь именно этого ты хочешь?
— Все зависит от тебя.
— Ты согласишься стать моей женой на неделю?
Она через силу улыбнулась.
— Если это единственный выход…
— Ты видишь другой?
— Тут не я решаю.
— По-твоему, ответственность за все несу я один?
— Не увиливай…
Лепра задумчиво обошел комнату. Подойдя к Еве, он поцеловал ее.
— Что ж, попробуем! — решился он.
Первый день уже начался. Лепра повел Еву в «Каскад». Заказал изысканный ужин, который привел его в жизнерадостное настроение, однако он отметил про себя, насколько трудно радоваться, если нельзя говорить о будущем. Уже многие месяцы, а может быть, и годы его естественное жизнелюбие питалось проектами, планами, но сейчас их не стало. Он пил, пока Ева не отодвинула от него бутылку.
— Веди себя достойно, — сказала она.
Он подавил в себе возникшую на мгновение неприязнь.
— Извини. Я еще не привык жить одним днем.
— Я знаю. Для этого надо быть очень несчастным.
Листья на деревьях уже покраснели. Двое, потерявшие свое будущее, брели куда глаза глядят, и Лепра, чтобы не молчать, рассказывал истории из детства. Воспоминания, которые он так долго хранил в себе, буквально переполняли его. Консерватория, упорная работа, виртуозы, властители дум, возникающие вдалеке на сцене в нереальном свете рампы, словно в ином пространстве. И навязчивая идея стать одним из них.
— Я всегда откладывал настоящую жизнь на потом, — признался он.
— Ты никогда так со мной не говорил, — сказала Ева. — Продолжай, милый.
— Тебе правда это интересно?
— Ты даже не представляешь насколько.
Он воодушевился, заговорил о бедности, о годах работы в пивной. Ему вспоминались редкие вечера, когда выпадала возможность показаться настоящим ценителям, и дни, полные безысходности, загубленный талант, случайные влюбленности и, наконец, Фожер! Фожер, который в один прекрасный день отставил бокал и приказал официанту позвать незнакомого пианиста. «Сядь. Как тебя зовут?.. Лепра? А у тебя недурно выходит. Сыграй мне что-нибудь простенькое… только для меня… что хочешь, лишь бы от души. Понял?»
Лепра сыграл ему ноктюрн Форе. Разговоры понемногу стихли, все лица повернулись к эстраде, и раздались первые аплодисменты в его жизни. «Хочешь работать со мной?» — спросил Фожер.