Сначала я ничего не понимал, слушая шелест листьев, но чем больше вслушивался в нежное перешептывание листвы, тем больше вникал в её речь, пока не стал понимать всё. Береза говорила мне о любви, но и тон, и слова её, и голос исходили словно не от неё, а от Женевьевы, это она говорила со мною посредством берёзы.
Я отшатнулся, с удивлением оглядываясь, моргнул, и передо мной вдруг оказалась сама девушка в образе берёзы. Она звала меня за собой, и впереди стал открываться некий портал в солнечное пространство, но я не хотел туда идти, я не понимал, что это, и кто меня зовёт, но дерево уже окончательно сформировалось в девушку и настойчиво звало меня.
Видя, что я не решаюсь, она вдруг сказала.
— Фёдор, любимый, очнись, я люблю тебя! — от этих слов меня словно ударило электроразрядом, и я решился.
Мир Хмари схлопнулся и пропал, а я вдруг оказался в белой комнате, лежащий на постели, а возле меня, склонившись и держа в своих руках мою ладонь, сидела Женя.
«Да, это была она, я не мог ошибаться, но ведь её больше нет, я потерял её! Не может быть!» — мелькали у меня в голове глупые мысли. Женя вдруг подняла голову, её глаза встретились с моими, я вздрогнул, на меня смотрела красивыми голубыми глазами настоящая Женя.
— Я в раю? — прошептали мои губы.
— Нет, Федя, ты в больнице лежишь, и находился без сознания уже четвёртые сутки.
— Но тебя же убили бандиты, Женя?
— Нет, ты ошибся, я просто была в беспамятстве, меня пуля контузила и кожу рассекла, я упала и потеряла сознание, видишь, у меня пластырь на виске? — и она повернула к нему раненую голову.
— Вижу, но не верю, я в раю, просто в раю, а ты ангел, что принял обличье моей любви.
— Я живая! — и девушка, схватив мою руку, приложила её к своей груди, и я с трепетом и где-то даже с ужасом ощутил, что первый раз касаюсь девичей груди, и не просто посторонней девицы, а предмета своей любви, той, о которой мечтал днями и ночами. Грудь, пышная, упругая даже сквозь лиф, обожгла меня сквозь ткань своей невероятной податливостью и приятностью, и я очнулся, машинально при этом её сжав, и тут же отдёрнул руку.
А дальше на меня упали и стали заливать солёными слезами радости, обнимая за шею и прижимаясь всем телом, и я окончательно понял, что попал в рай, но не в неземной, а в обыкновенный. Туда, куда попадают все влюблённые, когда видят друг друга, ощущают друг друга и становятся одним целым: и днём, и ночью, наяву и во сне.
Я попытался обнять девушку, но силы изменили мне, а тут вошёл доктор и попросил её на выход. Уходя, Женевьева приказала мне держаться, и я согласился с ней одними глазами, после чего тут же провалился вновь в беспамятство. Очнулся я на следующий день, где-то перед самым обедом, и сразу наткнулся на внимательный взгляд дежурной медсестры, что сидела возле моей кровати.
— Барон, как вы себя чувствуете? — сразу отреагировала она, смотря на меня воистину изучающим взглядом холодных зеленоватых глаз.
— Я себя стал чувствовать, спасибо.
— Я, с вашего разрешения, позову доктора?
— Зовите, если это важно.
— Несомненно, это важно. Сию секунду! — медсестра быстро встала и, подойдя к стене, нажала на неизвестную кнопку, хотя я думал, что она просто выйдет из комнаты, но этого не случилось.
В ответ на нажатие не прозвучало ни трели звонка, ни чего-то ещё, поэтому я опять закрыл глаза, терпеливо ожидая, что произойдёт дальше. Доктор явился почти сразу, насколько я понял, ведь часов у меня на руке не было, а по внутренним ощущениям у меня всё плавало, и я не понимал, сколько времени прошло.
Явился не один, что меня удивило, если не сказать больше. Хотя удивление для моего нынешнего состояния это всё же несколько грубая реакция, ведь я хотел только одного, чтобы меня никто не трогал, кроме Женевьевы, и всё же, профессора Беллинсгаузена я узнал сразу и откровенно обрадовался ему, да и как не обрадоваться человеку, который столько для меня сделал?
— Ну-с, молодой человек, а вы определённо делаете успехи в своей жизни. Это же надо так сотворить со своим даром, что вся наука о носителях дара встала на дыбы, и сейчас чуть ли не в прямом смысле стоит на ушах?
— Феоктист Амадестович, вы ли это?
— Я, Фёдор, я, а вот ты сильно изменился. Я бы сказал, что даже очень, возмужал, окреп, гм, ну так не скажешь сейчас, но если вспомнить прошлые времена и сравнить с нынешними, то я бы не поверил. Однако вот так. Как себя чувствуешь, Фёдор?
— Хреново.
— Ясно, так и должно быть, когда выходишь из энергетической комы.
— А у меня что, она?
— Ну, а какая же? Конечно, она, плюс наложилось расстройство от потери близкого человека, Слава Богу, что всё оказалось неправдой, и ты обманулся, но это сильно повлияло на тебя, что мы сейчас и наблюдаем.