— Я уже приложил, ваша светлость.
— Да, действительно, но гидра ещё жива.
— Я буду бороться с ней, особенно после всего случившегося.
— Спасибо. После венчания вы можете жить у нас сколько угодно, пока не решите продолжать учёбу, потому как я отпускаю дочь вместе с вами. С вами она окажется в безопасности. Жить станете в её квартире, которую мы дарим вам, ну и дальше, граф походатайствует перед императором о повышении вашего титула, дабы ваши дети могли не потерять его и повысить свой статус.
— Благодарю Вас, Ваша светлость!
— Не стоит благодарности, вы теперь член нашей семьи, и мне спокойнее, если вы будете всё это время находиться где-то рядом, пока не выпишут из больницы моего мужа. Вам всё равно пока нужно поправить здоровье, а учёба подождёт, я уверена, что вы сможете её наверстать легко.
— Да, думаю, что да.
— Вы уже стали легендой академии, правда, большинство о ваших заслугах не знают, но те, кто знают, будут вас помнить всегда. Что же, восстанавливайте силы, барон, и проводите время по своему усмотрению. Женевьева, будь готова, когда придёт священник, научить своего избранника говорить то, что нужно, согласно протоколу. Он, конечно же, всё равно начнет ошибаться, но желательно, чтобы совсем чуть-чуть, мы не должны ронять своё лицо, даже в мелочах и под давлением обстоятельств.
— Я поняла, мама, Федор учится быстро, он запомнит.
— Надеюсь на это, у меня сейчас перевязка, и я вас оставлю, молодые люди, — графиня встала и сразу ушла, оставив нас вдвоём.
Не знаю, кто из нас двоих оказался более ошарашен этим известием, наверное, я, а не Женя, она-то знала о венчании. Как только графиня ушла, Женевьева повела меня в свою комнату и принялась рассказывать, что и в какой последовательности нужно делать на церемонии, и как отвечать. Я ей всё время мешал, закрывая её губы своими губами.
Примерно через час прибыл священник и быстро провёл помолвку, после чего рассказал в подробностях, как проходит венчание и во сколько нам нужно прибыть в церковь. После него явился портной и снял с меня мерки для нового костюма, пообещав сшить его к утру, и я не сомневался, что так оно и произойдёт.
Весь вечер мы гуляли по саду, в каждом закоулке которого я невольно угадывал следы недавней битвы. А на ночь мне предоставили комнату напротив спальни Женевьевы. Графиня заняла дальнюю по коридору комнату, наскоро переоборудованную в её спальню. В общем, нас с Женевьевой отделяла от совместного проживания лишь условность и более ничего.
Понимая это, я целый час обнимался с ней и тискал, да так, что смог оторваться от её распухших от поцелуев губ с великим трудом и то, только благодаря ещё не поправившемуся до конца здоровью, иначе я за себя не отвечаю. И всё же, помолвка — помолвкой, но венчание ещё не произошло, и как бы не кипели наши страсти, нарушить правила — это моветон, даже перед самим собой, и мы с Женевьевой разошлись по разным комнатам. Ночью спал я крепко и проснулся рано.
Ошарашенный от нагрянувшего на меня счастья, я шёл к церкви на деревянных ногах, держа под руку невесту, одетую в белое длинное платье и изящную шляпку с вуалью, закрывающую нежное лицо. Женевьева, строгая и красивая, старательно выхаживала рядом со мной, направляя и иногда подсказывая шёпотом, что нужно делать.
Народу в церкви оказалось совсем немного: графиня, мы, несколько человек из отдельного корпуса жандармов, в качестве охраны, и ещё пара близких к семье Васильевых лиц, и на этом всё. Выйдя из церкви после венчания, мы поехали в небольшой, закрытый от остальных гостей ресторан, где и отметили нашу свадьбу. Присутствовали немногие, едва ли человек двадцать. Праздновали мы недолго и, пробыв на собственной свадьбе часа три, уехали в особняк, на следующий день мы планировали отбыть в Павлоград.
Вернувшись из ресторана уже повенчанными, являясь мужем и женою, мы дали волю страстям. Женя, немного стесняясь, скинула с себя одежду и застыла в нерешительности, а я замер, восхищённо рассматривая стройную девичью фигурку.
Красиво очерченную грудь, тонкую талию, красиво изогнутые полукругом бёдра, длинные, стройные ноги, с тонко вычерченными, словно по лекалу неведомого творца, икрами.
— Как ты хороша, любимая!
— Правда? — спросила девушка, невольно дёрнувшись в попытке прикрыть свою прекрасную наготу и тут же понимая, что она не для того обнажалась, чтобы её прятать.
— Правда! — и, подойдя вплотную к девушке, я положил руки на её груди и принялся целовать её лицо, одновременно лаская тело, а дальше нас обоих обуяло безумие самой старой и самой желанной страсти — любви! Время пролетело незаметно, мы не спасли всю ночь, и даже плотно закрытая дверь не скрывала наших восторженных криков.