Я киваю.
— Я не хотела, чтобы ты беспокоилась. Тогда. Сейчас. Когда-либо. Пожалуйста, не надо, Уилла. Я правда в порядке...
— Ты не обязана быть в порядке, — твёрдо говорит она. — Ты не обязана быть «в порядке» для того, чтобы между нами всё было хорошо, Руни. Тебе дозволено переживать тяжелые времена, испытывать боль, ведь ты столько бл*дских лет давала мне возможность для того же.
Я вытираю глаза, когда слёзы катятся по щекам.
— Просто я никогда не хотела, чтобы ты беспокоилась.
— Я буду беспокоиться, — мягко говорит она, удерживая мой взгляд. — И это тоже нормально. Ты не несёшь ответственности за мои чувства. Я имею право беспокоиться о тебе, потому что я люблю тебя. И я скажу, что годы работы с психологом помогли мне справиться не только с горем и дерьмом из детства. Они помогли мне справиться со всевозможными сложностями, которые возникают при попытках поддерживать здоровые отношения. Контроль своего беспокойства за мою лучшую подругу только что добавился в этот список, и это хорошо.
Я свешиваю голову и делаю глубокий вдох.
— Ты вызываешь у меня такое ощущение, будто мне надо к психологу.
— О, тебе надо, — говорит Уилла, откидываясь назад. — Всем надо. Визиты к психологу должны быть такими же распространёнными, как периодические медосмотры и посещение стоматолога. Как это ты не посещаешь психолога? Ты же убедила меня записаться.
— Уф, — я ставлю кружку на свой живот, наслаждаясь приятным теплом, просачивающимся через кофту. — Я продолжаю твердить себе, что запишусь. Но потом я была так занята с юрфаком, а до этого был колледж и футбол. У меня всегда был повод избегать этого. Потому что если я пойду, мне придётся говорить о Марго. И о Джеке. И о моём дисфункциональном детстве. А мне очень не хочется. Но я знаю, что надо это сделать.
Уилла отпивает кофе и кивает.
— Родители — это сложно. Поверь мне, я знаю, что говорить об этом дерьме вовсе не весело. Мне пришлось проработать вещи, которые мама говорила и тем самым создавала нездоровые модели, и копать в это было непросто, особенно когда её нет рядом, чтобы это обсудить, но оно того стоит. Это сделало меня более хорошим человеком.
Глянув на Уиллу, я говорю ей:
— Я горжусь тобой.
— Я сама собой горжусь, — отвечает она.
— И я прошу прощения за то, что я испортила настроение нашей встречи.
— Ты ничего не испортила, Ру, — она нежно улыбается. — Я хочу поддерживать тебя. Как ты поддерживала меня на протяжении всей учебы в колледже. Ну то есть, помнишь, как было после смерти мамы? Тебе буквально приходилось заводить меня в душ, потому что я настолько погрузилась в депрессию, что даже не мылась.
— Но это дру...
— Это не другое. Это — быть человеком. Это существование. Это дружба. Мы любим друг друга. Мы по очереди поддерживаем друг друга.
Я смотрю в свой чай и тяжело вздыхаю.
— Ты права, — глянув на неё, я смотрю ей в глаза и хмуро дуюсь. — Извини, что я скрывала это от тебя. Простишь меня?
Она большим и указательным пальцем сдвигает уголки моего рта вверх, превращая гримасу в улыбку, и улыбается в ответ.
— Прощена. Я тронута тем, почему ты скрывала это от меня, но мне всё равно хотелось бы знать. Потому что тогда я могла бы быть более хорошей подругой для тебя.
Я обнимаю её.
— Ты невероятная подруга.
Она обнимает меня в ответ, затем отстраняется.
— Ну, я бы сказала, что большую часть времени я не слишком плоха, но... я задолжала тебе извинение за один из моих не самых блестящих моментов.
— Что ты имеешь в виду?
Она прочищает горло и натянуто улыбается.
— Я говорила об этом с моим психологом, и я практически уверена, что её это рассмешило (она скрыла это за кашлем). Но она сказала мне, что я не могу контролировать людей через моё сводничество. Даже если это, типа, обряд посвящения в Бергманы. Так что... я прошу прощения за шарады в сентябре. Девочки — дамы, то есть... ну, мы... подкинули эту бумажку со словом «поцелуй», когда была твоя очередь.
— Я догадалась. Что мне не понятно, так это зачем? Вы думали, что после того, как я атаковала губы Акселя, мы просто вдвоём уедем в закат?
— Прости, — говорит она с лёгким отчаянием. — Просто вы двое годами ходили друг вокруг друга. Мы подумали, может, вам нужен всего лишь лёгкий тычок... — её голос умолкает, пока она смотрит на меня. — Я не буду выдумывать оправдания. Я просто скажу, что сожалею. Прости, что я пыталась подтолкнуть вас друг к другу, потому что я эгоистично хочу, чтобы ты остаток жизни была частью этой семьи. Больше всего, конечно, я хочу твоего счастья, и если ничего не выйдет из того сексуального напряжения, которое трещит между вами с Акселем, что аж в комнате на 10 градусов теплее, когда вы оба там... тогда я буду уважать это.
Я выгибаю бровь.
— А шалаш? Ты послала меня сюда, чтобы я в буквальном смысле столкнулась с ним, и у нас случился второй очаровательный момент. Но позволь сказать, от этого всё сделалось ещё более неловким, хотя я была уверена, что это в принципе невозможно.
— Вот это! — Уилла выпрямляется и отставляет свой кофе. — Это я могу оправдать. Рай сказал, что Аксель не раз говорил ему, что он просто остаётся в своей хижине и пишет картины, что он вообще не лезет в шалаш. Так что да, я знала, что это его время быть там, но я была практически уверена, что вы не пересечётесь.
Мои брови приподнимаются ещё выше. Уилла хлопает ресничками.
— Ну то есть... — она нервно смеётся. — Может, я думала, что вы можете наткнуться друг на друга на прогулке в залитом солнцем лесу, но...
Я хлопаю её ладонью по лбу, отчего она отшатывается назад.
— Ты читаешь слишком много любовных романов.
— Это Вигго виноват! — отвечает она, выпрямляясь обратно. — Подсадил меня. Горячие исторические романы, Руни, богом клянусь, пути назад нет. Райдер не жалуется, если ты понимаешь, о чём я.
Наш смех разносится по воздуху, затем стихает, и Уилла снова крепко берёт меня за руку.
— Простишь и ты меня? — спрашивает она.
Я киваю.
— Прощена.
Уилла протягивает мне мизинчик.
— Давай пообещаем. Больше никакого вмешательства. Больше никаких секретов.
Я подцепляю её мизинчик своим и скрещиваю пальчики на ногах.
Это отстой. Я больше не хочу ей врать, но не могу рассказать про брак с Акселем. Даже если мне хочется вывалить всё, рассказать о крохотных моментах между нами, которые заставили меня увидеть нежность за его угрюмым фасадом и заставили гадать, каково было бы увидеть ещё больше его.
Как бы мне ни хотелось рассказать, это не мой секрет.
— Обещаю, — говорю я ей. Расцепив мизинчики, мы обнимаемся нежнее, но всё равно идеально крепко. А затем сидим и смотрим на рассвет — ежедневное напоминание мира о новом начале.
***
— Ты здесь счастлива? — спрашиваю я.
Уилла с силой откусывает кусочек Твиззлера и сгибает колечком остаток лакричной палочки, улыбаясь.
— Очень счастлива. Мне нравится погода, походы. Мне также нравится жить там, где Райдер счастлив. Мне хотелось бы не разъезжать так много, но где бы мы ни жили, от этого никуда не денешься. Просто я ужасно скучаю по нему, когда уезжаю, но... от этого воссоединение становится ещё милее.
— Я рада, Уилла, — я закидываю в рот мармеладного червячка и жую, после чего снова сую руку в пакетик.
— Меняем тему, — объявляет она, снова откусив от лакричной палочки. Глядя на меня с нашего места на садовых качелей, с которых мы не сходим практически весь день, она говорит: — Вы с Акселем проводили время вместе? Я не давлю, мне просто любопытно, потому что когда мы планировали эту встречу, ты сказала, что он упоминал проекты в шалаше, а значит, вы хотя бы немного говорили, не то чтобы это должно что-то значит...